Виктория Дьякова - Маркиза Бонопарта
Находясь на своей территории, русская армия постоянно пополнялась и набирала силу, тогда как французы, оторванные от своих тылов, с каждым днем теряли ее. Ни победа при Бородино, когда русские отступили, истекая кровью и с трудом сохраняя боевой порядок, ни взятие французами Москвы – ничто не произвело впечатление на Кутузова, а уж тем более на императора Александра. Они и не заикнулись о мире. А мир был очень нужен. Самому Наполеону – в первую очередь. Ему необходимо было заканчивать войну и в конце концов добиться от Александра союзничества в борьбе с Англией. В сложившейся ситуации ничего не оставалось, как только самому послать к Кутузову своего дипломата. Но кого? Поразмыслив, Наполеон призвал к себе Армана де Коленкура:
– Вы поедете к генералу Кутузофф с моим посланием, – начал он. – Вы попытаетесь добиться от него, чтобы вас допустили до императора Александра. Я сам готов встретиться с русским государем где угодно. В Москве, в Петербурге, у этой самой… – Наполеон, поморщившись, взглянул на карту. – Калигулы… – прочитал он.
– Калуги, Ваше Величество, – поправил его де Коленкур.
– Хорошо, пусть там. – Бонапарт даже не удосужился повторить. – В любом месте. При дворе русского императора немало людей, которые выступают за мир с французами. Нам необходимо использовать их влияние, чтобы добиться своего.
– Если мне позволено будет заметить, Ваше Величество, – твердо ответил Коленкур, – я скажу, что моя поездка принесет только вред Франции и всей нашей армии.
– Это почему? – нахмурился Наполеон, и видя, что Коленкур медлит, поторопил его: – Говорите, говорите, Арман. С каких пор вы стали бояться меня? Прежде я не замечал ничего подобного? Заразились от Бертье?
– Ваше Величество, – продолжил Коленкур, – мой приезд отчетливо покажет русским наше безвыходное положение и излишне сильное желание выйти из игры, сохранив лицо. Русским впору просить нас о мире, но они не делают этого, и как я понимаю, не собираются. Они готовятся продолжить военные действия.
– Вы полагаете, русский император не согласится подписать мир? – спросил Бонапарт, раздельно, подчеркнуто произнося слова.
– Я полагаю, что император Александр не послушает ни свою мать, ни тем более своего брата, которые пишут Вашему Величеству, желая примирения. На самом деле они всего лишь дрожат за Петербург и за собственное благополучие. Русская императрица сама находится при армии в Тарутино, возглавляя госпиталь, – это ли не самое явное доказательство истинных намерений Александра?
– Русская императрица? – поморщился Наполеон. – Вы имеете в виду княгиню Потемкину? Она всего лишь любовница императора. Называйте вещи своими именами, Арман.
– Я так и называю, – настойчиво повторил де Коленкур, – я жил в Петербурге, и я знаю. Княгиня Потемкина – самый близкий к императору человек, гораздо ближе матери и брата. К тому же она мать единственного сына императора, признанного им. Так вот оба они, княгиня и ее сын, находятся при армии. Они ждут наступления, которое наверняка планирует император Александр. Нам надо готовится к нему, а не вести пустые разговоры, следуя примеру Мюрата. Мы не должны показывать русским свою слабость.
– Так вы не поедете? – спросил Наполеон раздраженно и отвернулся. Он тоже понимал, что в словах Коленкура есть резон, но все же решил поступить по-своему.
– Я не поеду, сир, – поклонился Арман. – Только если вы не отдадите мне приказ.
– Тогда я пошлю Лористона. Мы не можем примириться с зимовкой в Москве без победы. Без подтвержденной победы, Арман. Солдаты не поймут – они станут роптать. Они привыкли возвращаться к зиме с победой – я избаловал их. К тому же нам надо думать о хлебе насущном. Да-да, – император встал и заходил по кабинету, нервно сжав руки за спиной. – О самом простом хлебе, Арман. Побежденная страна всегда кормит армию-победительницу. А русские откармливают сами себя и вовсе не собираются брать нас на содержание. И что делать?
– Вы хотите, сир, чтобы я или Ло де Лористон попросили у императора Александра подбросить нам сена и хлебушка? – со скрытым сарказмом поинтересовался Коленкур. – Генерал Милорадович на аванпостах уже сказал Мюрату, что они не приглашали нас в гости, а потому угощать не желают и на вежливость просят не рассчитывать. Я думаю, генерал Кутузофф ответит приблизительно так же.
– Сначала я думал зимовать в Москве, – признался, чуть помолчав, Бонапарт. – Она представлялась мне неплохой позицией, политически и стратегически. Но теперь я понимаю – нам надо возвращаться, Арман. Чтобы сохранить лицо, чтобы сберечь армию. Но мы не можем уйти просто так. Мы должны спасти честь Франции. Честь Франции! Вы слышите, Арман? – Он резко повернулся к Коленкуру: – Речь идет о чести Франции, о чести нашего оружия, наконец! Идите, – отпустил он дипломата. – Вы не поедете к генералу Кутузофф. С таким настроением вы там в самом деле никуда не годитесь. Скажите Бертье, пусть позовет ко мне Лористона. – Император отошел к окну и мрачно смотрел на кремлевские стены, за которыми еще дымились остовы сгоревших в пожаре зданий.
Арман де Коленкур поклонился и вышел из кабинета. В просторной приемной маршал Бертье сидел над бумагами. Он разбирал исписанные мелким торопливым почерком Наполеона листки и тщательно раскладывал их, чтобы потом раздать ординарцам. Завидев Коленкура, Бертье сообщил:
– Мюрат прилетел, носится по Кремлю. Того гляди с ног снесет. Весь взволнованный – наверняка узнал от казаков что-то сверхъестественное. Они избрали его своим «гетманом», не меньше, – шутливо предположил он, – разыскивал вас, Арман. – И снова углубился в бумаги.
– А меня-то зачем? – удивился Коленкур и, вспомнив, сообщил: – Его Величество просил пригласить к нему Лористона.
– Хорошо, – с готовностью кивнул начальник штаба.
В задумчивости Коленкур шел по кремлевским палатам, направляясь в отведенные ему покои. Разговор с императором очень встревожил его и никак не шел из головы. Он все время спрашивал себя, правильно ли поступил, отказавшись ехать к Кутузову. И всякий раз убеждался – да. Возможно, гениальная интуиция Наполеона всегда выручала его прежде, но здесь, за толстыми кремлевскими стенами, она, скорее всего, подвела императора.
* * *Арман де Коленкур занимал две боковые залы, соединенные между собой и богато украшенные каким-то русским орнаментом по стенам и овальным сводам потолка. Когда он вошел, белокожая блондинка Луиза де Монтеспан, приехавшая в Москву недавно, обнаженная, только прикрытая прозрачной гипюровой накидкой, лежала на диване и, болтая в воздухе ногами, поедала мороженое из хрустальной вазочки. Увидев Коленкура, она поставила вазочку, опрокинув ее на ковер, но даже не заметив этого, и протянула к Арману руки, обнажив пышную голую грудь.
