Рафаэль Сабатини - ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ
Франческо задумался над ответом. Несколько раз за прошедшую неделю он порывался открыться Валентине, но сдерживался, дожидаясь более удобного случая. И вот решил, что миг этот настал. Она полностью доверяла ему, а посему не было смысла и далее хранить молчание. Возможно, он и так слишком долго тянул с признанием. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но Валентина метнулась к окну, услышав чьи-то торопливые шаги. Через секунду распахнулась дверь, и на пороге возник Гонзага.
Он взглянул на Валентину, на Франческо, который сразу отметил, что щёки придворного побледнели, а глаза блестят, как при лихорадке.
— Монна Валентина, — не закрыв за собой дверь, заговорил Гонзага. Голос его подрагивал, — мне надобно вам кое-что сообщить. Мессер… Франческо, вас не затруднит оставить нас наедине? — и он красноречиво глянул на открытую дверь.
Франческо в недоумении поднялся, вопросительно посмотрел на Валентину, желая знать, подчиняться ему или нет.
Девушка нахмурилась.
— Что именно вы хотите мне сообщить, мессер?
— Дело сугубо личное и очень важное, мадонна.
Валентина повернулась к Франческо, и по выражению её лица он понял, что она извиняется за придворного, но просит оставить их вдвоём. Граф тут же кивнул.
— Я буду у себя, мадонна, пока не придёт время обойти посты, — и с тем вышел.
Гонзага плотно закрыл за ним дверь, а затем приблизился к столу и встал напротив Валентины. Печально вздохнул.
— Мадонна, я молил бы Бога, чтобы слова, которые я сейчас произнесу, сорвались бы с губ другого человека. Ибо теперь, в свете того, что произошло в Роккалеоне, вы можете подумать, что мною движет жажда мести.
Валентина никак не могла взять в толк, к чему он клонит.
— Вы тревожите меня, мой добрый Гонзага, — но на губах её продолжала играть улыбка.
— Увы! Вышло так, что говорить придётся мне. Я раскрыл измену, гнездящуюся в вашем замке.
Валентина более не улыбалась. По тону Гонзаги она поняла, что дело серьёзное.
— Измену? — эхом отозвалась она. — И кто же намерен нас предать?
Замявшись, Гонзага всплеснул руками.
— Не присесть ли вам, мадонна?
Она послушно опустилась на стул, не отрывая глаз от лица Гонзаги.
— Вы тоже сядьте и расскажите мне обо всём.
Гонзага пододвинул стул, расположился напротив Валентины, глубоко вздохнул.
— Доводилось ли вам слышать о графе Акуильском?
— Конечно, как и всем. Самый знаменитый рыцарь Италии, слава его гремит повсюду.
— Знаете ли вы, как относятся к нему жители Баббьяно?
— Насколько мне известно, они готовы носить его на руках.
— И вы, разумеется, знаете, что он — претендент на трон Баббьяно, ибо доводится кузеном Джан-Марии.
— Их близкое родство ни для кого не составляет тайны. А вот о том, что он претендует на трон Баббьяно, я слышу впервые. Но не отклонились мы в сторону?
— Отнюдь, мадонна. Мы идём к цели напрямик, кратчайшим путём. Поверите ли вы мне, если я скажу, что здесь, в Роккалеоне, находится агент графа Акуильского, который в его интересах старается затянуть осаду на как можно более долгий срок?
— Гонзага… — Валентина уже догадалась, что за этим последует, но Гонзага впервые в жизни позволил себе прервать её.
— Подождите, мадонна. Пожалуйста, выслушайте меня до конца, ибо это не просто слова. У меня есть чем их доказать. Этот агент среди нас, и истинная его цель — затягивать и затягивать осаду, для чего он и организовал надёжную защиту замка. Терпение жителей Баббьяно на исходе, и перед лицом угрозы, исходящей от Чезаре Борджа, они вот-вот предложат трон графу Акуильскому.
— Где вы услышали эту грязную сплетню? — Валентина покраснела от негодования, глаза её полыхнули огнём.
— Мадонна, — Гонзага сочувственно покачал головой, — то, что вы назвали сплетней, доказанный факт. Я не стал бы беспокоить вас плодами досужих размышлений. У меня есть доказательство того, что цель графа Акуильского почти достигнута. Джан-Мария получил ультиматум от своих подданных: если в течение трёх дней он не прибывает в столицу, они направляют делегацию в Л'Акуилу, дабы просить графа короноваться на трон Баббьяно.
Валентина поднялась, уже совладав с гневом. Голос её зазвучал ровно, спокойно.
— Где это доказательство? А впрочем, не надо. Каким бы оно ни было, что оно мне докажет? То, что вы сказали о Баббьяно, скорее всего, правда. И наше сопротивление Джан-Марии может привести к тому, что он потеряет герцогство, а граф Акуильский его приобретёт. Но чем вы докажете вашу ложь, утверждая, что мессер Франческо — агент графа. Это ложь, Гонзага, и вы понесёте за неё должное наказание.
Она замолчала, ожидая ответа, но Гонзага не дрогнул, не запросил пощады. Наоборот, продолжал гнуть своё.
— Мадонна, ваши жестокие слова не ранили меня, поскольку других я и не ожидал. Но, когда вам станет известно то, что уже знаю я, вы поймёте, что поторопились с вынесением приговора. Сейчас вы думаете, что я пришёл сюда, затаив в душе зло на мессера Франческо. Нет, мадонна, я не держу на него зла, но мне приходится сожалеть, что я разочарую вас, открою вам глаза на то, как он использовал вас ради достижения собственных целей. Подождите, мадонна. Тем более что я действительно отклонился от истины, назвав мессера Франческо агентом графа Акуильского.
— Ага? Так вы уже отказываетесь от своих слов?
— Только в этом, не более того. Он — не агент, потому что… — Гонзага глянул в потолок, опять тяжело вздохнул и закончил. — Потому что он и есть сам Франческо дель Фалько, граф Акуильский.
Кровь отхлынула от лица Валентины, щёки её побледнели, она наклонилась вперёд, на мгновение задумалась, а затем буквально пронзила Гонзагу огненным взглядом.
— Это ложь! Ложь, за которую вас следует выпороть.
Гонзага пожал плечами и положил на стол письмо Франческо.
— Вот, мадонна. Надеюсь, здесь вы найдёте доказательства моей правоты.
Валентина холодно глянула на письмо. Вначале она хотела кликнуть Фортемани и распорядиться всыпать Гонзаге плетей, но женское любопытство взяло вверх.
— Что это? — бесстрастно спросила она.
— Письмо, которое принёс человек, этой ночью переплывший ров. Я приказал запереть его в арсенальной башне. Написано оно Фанфуллой дельи Арчипрети, адресовано графу Акуильскому. Если память вернёт вас в некий день под Аскуаспарте, вы, возможно, вспомните, что Фанфулла — тот самый дворянин, что ходил в монастырь с фра Доминико и обращался к мессеру Франческо, как к своему господину.
Валентина вспомнила и тот день, и сегодняшние слова Франческо о том, что он с нетерпением ждёт вестей из Баббьяно. Вспомнила она и свой последний вопрос, каким образом он рассчитывает получить весточку из Баббьяно, сидя в осаждённом замке, ответить на который Франческо помешал приход Гонзага. Кстати, Франческо чуть замешкался с ответом. Валентину словно обдало холодом. О, это невозможно, абсурдно! И тем не менее она взяла письмо. Начала читать, сдвинув брови, под пристальным взглядом Гонзаги.
