Юрий Никитин - О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Хильд выждал, когда сюзерен приблизился к столу, и, пока он не успел сесть, сложил ладони у груди и сказал торжественно:
— Господи наш, не взыщи с нас, если мы забыли или погрешили… Господи наш, не возлагай на нас тяготы, как ты возложил на тех, кто был до нас. Господи наш, не возлагай на нас также то, что нам невмочь, избавь нас, прости нам и помилуй нас… Ты наш Владыка, так укрепи наш дух, чтобы мы достойно несли нашу нелегкую ношу!
— Аминь, — сказал Гай нетерпеливо. — За победы!
Он вскинул чашу, простую, медную, его золотой кубок хвастливо остался посреди стола, к Гаю потянулись руки с кубками, чашами и чашками, морды у всех довольные и счастливые, отблеск славы падает и на его людей, и всяк стремится служить у того, кто именит и силен.
Гай отпировал быстро, кивнул Беннету и Аустину, остальным жестом велел продолжать, раз уж еще есть что пить и есть, а с помощниками вышел сперва из-за стола, потом и вовсе из замка на свежий воздух под низкое хмурое небо.
Некоторое время постоял, стараясь угадать, где за тучами прячется заходящее солнце, уже начинает смеркаться, но все еще нет привычного для юга величественного зарева на полнеба, когда небосвод в пурпуре, а пышные облака громоздятся, как огненные горы.
— Все, — сказал он, — праздник кончился, завтра с утра едем проверять работу бейлифов.
Беннет сказал с готовностью:
— У нас никто из них не спит!.. Только вот…
Он умолк, как и Гай, насторожившись, к замку во весь опор скачет всадник в кольчуге до колен, на голове шлем, конь крупный, таких покупают для сражений, а не для упряжи.
И хотя всадник один, в этом неспокойном мире даже одинокий человек может представлять опасность.
Меньше всего Гай ожидал увидеть Дарси Такерда, но это именно он, мальчишка, которому он тогда разбил рот, вот и сейчас видно шрамик на верхней губе.
Все трое молчали, а тот торопливо спрыгнул с коня, подбежал к Гаю и красиво преклонил колено, ладонь правой руки приложив к сердцу, левой упираясь в колено. Голову покорно склонил и так остался.
Гай посмотрел на него, на Беннета и Аустина, те пожали плечами и смолчали.
Гай нахмурился, поинтересовался холодно:
— И что это значит?
Дарси вскинул голову, лицо молодое, в глазах непонятные им страх и отчаяние.
— Ваша милость, я умоляю вас взять меня в оруженосцы!
Гай поморщился, отрезал холодно:
— Разве гонец вашего отца не привез мой ответ?
— Он привез, ваша милость…
Гай рыкнул, распаляясь гневом:
— И что? Моего слова «нет» уже недостаточно? Граф высокомерно полагает, что я буду делать то, что возжелает его светлость?
— Но, ваша милость…
— Молчать, — сказал Гай резко. — Вы когда-нибудь слышали о твердом мужском слове?
— Ваша милость!
Гай повторил четко и раздельно:
— Я в оруженосце не нуждаюсь! У меня нет богатого замка, нет обучальщиков… многого нет, что необходимо для воспитания молодого оболтуса. К тому же мне кажется, вы уже так обучились у барона Тошильдера, что вам теперь хоть кол на голове теши.
Дарси, не поднимаясь с колен, вскричал:
— Ваша милость! Я клянусь выполнять все ваши приказы! Беспрекословно! По первому же слову!
Беннет буркнул:
— А надо по взгляду!
Дарси вскрикнул моментально:
— По первому взгляду, жесту! Я буду угадывать ваши желания!
Гай чувствовал нарастающее раздражение и неудобство, по-настоящему сильный не любит, когда перед ним униженно стоят на коленях, вообще не нуждается в таких явных и подчеркнутых знаках подчинения.
— Но все-таки, — сказал он с нажимом, — почему?
— Мой отец считает вас одним из лучших рыцарей Англии!
Гай хмыкнул.
— То отец, а вы ведь себе на уме, у вас свои взгляды, и вы уверены, что тот старый дурак ничего не понимает?
Дарси взглянул на него неожиданно твердо.
— Мой отец не старый дурак. Он участвовал во Втором крестовом, прошел там же, где шли вы с королем Ричардом! И потому, наверное, он о вас такого высокого мнения.
Беннет пробормотал:
— Думаю, не только потому…
Он окинул выразительным взглядом юное румяное лицо со шрамом на губе, полученным вовсе не в бою за правое дело. Щеки Дарси вспыхнули, он было потупил взгляд, но превозмог себя и вскинул голову, вперив в шерифа умоляющий взгляд.
Гай проговорил медленно:
— Давай начистоту. Что-то мне кажется, ты недоговариваешь самое важное.
Дарси сказал торопливо:
— Я все сказал!
Гай поинтересовался:
— И даже можешь поклясться святой Богородицей?
Дарси вздрогнул, поежился, опустил взгляд и пробормотал:
— Ну… какие-то мелочи, может быть, и упустил…
Беннет и Аустин заинтересованно поглядывали то на шерифа, то на бывшего оруженосца барона Тошильдера.
— Знаешь, — сказал Гай, — я не родился шерифом и никогда им не был. Даже не думал, что стану. Но раз уж стал, то стараюсь соответствовать. А это значит, я должен чувствовать, где мне врут, чтобы успевать предотвращать преступления. И вот, представь себе, уже вижу, что врешь. Врешь, стоя на коленях и вот так невинно глядя в глаза.
— Но я не вру, — взмолился Дарси.
Гай отступил на шаг, лица закаменело, кивнул помощникам.
— Проследите, чтобы этот лжец покинул наши земли. Если будет упираться… можете немножко побить.
— Это мы с удовольствием, — отозвался Беннет бодро.
Аустин широко заулыбался, они подхватили Дарси вдвоем, подняли на ноги, но тот отчаянным рывком вырвался и снова упал на колени, теперь уже на оба.
— Ваша милость! — вскричал он отчаянно. — Да, я соврал!.. Отец сказал, что если не сумею получить у вас рыцарские шпоры, то лишит меня не только наследства, но даже имени! Я могу потерять имущество, но быть вычеркнутым из нашего славного рода…
Из глаз хлынули слезы и побежали блестящими струйками по щекам. Гай оторопел, никогда не видел, чтобы слез было так много, даже девушки не ревут так отчаянно. Впечатление такое, что все накопленные с детства слезы выплеснулись вот именно сейчас.
— Значит, — произнес он с отвращением, — дело в деньгах…
Дарси поднял к нему залитое слезами лицо, в глазах отчаянная мольба, вскричал торопливо:
— Нет!.. Я обойдусь без них!.. Но честь? У меня отнимут честь принадлежать к великому роду!
Беннет и Аустин поглядывали уже в нерешительности, Аустин вообще выглядит смущенным, а Беннет повернулся к Гаю.
— Ваша милость…
Гай огрызнулся:
— Что?.. Ради того, чтобы он получил свое, я должен жертвовать своими интересами?
Беннет предположил:
