Георг Борн - Грешница и кающаяся. Часть II
— Это явная ложь, недостойная и греховная,— с усмешкой изрек церковный смотритель и попечитель бедных.
— Совершенно недостойная и греховная! — с готовностью подтвердила начальница.— Но я отняла у нее краски, больше она не будет рисовать.
— Вы отлично сделали, мой благочестивый друг,— сказал смотритель и обратился к Жозефине: — Все ли деньги ты сдала, которые выручила?
— Все, сударь,— отвечала Жозефина.
— И ты ничего не утаила, не оставила себе? Ты ничего не хранишь у себя?
Девочка замялась. Она ничего не утаила, но хранила у себя золотую монету, подаренную ей незнакомцем.
— Ну, что же ты молчишь?! — воскликнула начальница, и ее злые серые глаза неестественно расширились.
Жозефина собралась было ответить, что у нее есть деньги, подаренные ей незнакомцем, и вдруг спохватилась, что если она признается в этом, монету тут же отнимут, и тогда ящик с красками будет для нее потерян навсегда.
— Я ничего не утаила и у меня ничего нет! — скороговоркой выпалила она, отведя взгляд.
— Ты краснеешь, змея, значит, ты лжешь!
— Мое предчувствие оправдывается,— сказал Шварц, торжествуя.
Жозефина не могла больше владеть собой и разрыдалась.
— Отчего ты плачешь, лгунья? Снимай свои платья, я их обыщу! — приказала начальница строгим голосом.
Девочка давилась рыданиями и не могла вымолвить ни слова.
— Слышишь ли ты? Снимай платья! — повторила начальница громче.— Или позвать для этого кастеляншу?
Жозефина никак не могла решиться исполнить это строгое приказание.
— Может быть, не здесь? — нерешительно спросила начальница, поглядывая на господина церковного смотрителя.
— Как, эта тварь осмеливается противиться? — восккликнул господин Шварц с еще большей злобой, нежели начальница.— Эта тварь думает, что на нее обратят внимание, что она уже взрослая, что у нее может быть стыд и своя воля!
Более не колеблясь, начальница схватила девочку за руку и потащила в соседнюю комнату, где сорвала с нее корсаж и юбчонку, прежде чем несчастная девочка смогла произнести хотя бы слово.
Вдруг что-то со звоном покатилось по полу.
— Вот оно! — почти в один голос воскликнули начальница и смотритель из соседней комнаты.
«О Боже милосердный, заступись за меня!» — произнесла мысленно девочка.
— Золотая монета! — с ужасом воскликнула начальница и подняла блестящий дукат.— О змея! О негодная тварь! Золотая монета! И молчит, воровка! О я, несчастная! В моем доме, обители благочестия, свершаются подобные дела.
Злая фурия закрыла лицо руками и сделала вид, будто вытирает слезы, одновременно обратив глаза к небу.
— Золотая монета! — повторила она почти беззвучно и, вернувшись к смотрителю, показала ему дукат.— Какой стыд! О, это ужасно!
— Утешьтесь, мой благочестивый друг! Я почти был уверен в этом. Мир исполнен греха! Подумать только, так молода и уже так опасно испорчена!
— О, я не переживу такого стыда! Ее величество, попечительница нашего заведения, конечно же обо всем узнает. А эта неблагодарная змея не сумела даже понять благородной цели, с какой был устроен этот базар.
— Я вполне поняла ее! — проговорила Жозефина, успевшая одеться и войти в комнату.— Мне подарили коралловую нитку, но я снова положила ее на место, чтобы еще раз продать.
— И присвоить себе деньги,— сказал господин Шварц.
— Но я с радостью отдала бедным погорельцам свои картинки, свои милые цветы.
— Змея! — воскликнула начальница, задыхаясь от гнева.— Негодная тварь! Ты осмеливаешься опять лгать? Ведь эта монета выпала из твоего корсажа!
— Мне подарили ее,— отвечала Жозефина твердым голосом.
— Это уже превосходит все границы! — возмущенно произнес господин церковный смотритель.
— Подарили! Ей! — захлебываясь от гнева, возопила начальница.— О Боже, помоги мне собственными руками задушить эту змею!
— Позвольте, мой благочестивый друг,— прервал ее господин Шварц с таким выражением, будто ему пришла в голову хорошая мысль.— Позвольте мне задать ей вопрос.
Начальница молча кивнула, не имея более сил выражать свой гнев, тогда господин смотритель вперил твердый взор в несчастное дитя.
— Ты утверждаешь, что золотую монету тебе подарили. Кто же этот человек?
— Господин с черной бородкой,— отвечала Жозефина.— Я поступила дурно, что сразу не сказала об этом, но я боялась, что у меня отнимут монету.
Правдивость девочки еще больше усугубила ее положение.
— Отнимут монету! — с новой силой вскричала уязвленная начальница.— Эта змея осмеливается меня подозревать!
— Кто же этот щедрый господин, подаривший тебе дукат? — продолжил допрос господин полицейский секретарь.— Как его зовут?
— Не знаю,— отвечала девочка.
— Ага, вот оно что! Она украла и, как все опытные воровки, для своего оправдания ссылается на какого-то незнакомца, которого никто никогда не видел… Ну, благочестивый друг, накажите ее. На этот раз мы не доведем ее проступок до суда, но если такое повторится, то ей не миновать исправительного дома.
— Вы можете думать, что хотите, сударь, но эту золотую монету мне все-таки подарили! — дрожа от обиды, воскликнула Жозефина с детским гневом.
Бессовестный смотритель так оскорбил ее своими словами, что она готова была броситься на него, лицо ее побледнело, губы крепко сжались.
— Вот увидите,— твердо сказала она,— незнакомец придет сюда, он обещал мне, и тогда вы сможете убедиться, что я невиновна.
— Ты надеешься этим дерзким обещанием отсрочить свое наказание и успокоить меня,— сказала начальница,— но ты будешь подвергаться наказанию до тех пор, пока твой незнакомец не явится сюда и не подтвердит твою ложь.
— Вот и отлично! — удовлетворенно воскликнул церковный смотритель.— Она сама вынесла себе приговор, и наказание ее продлится неопределенно долго!
После этого господин полицейский секретарь учтиво раскланялся с благочестивой начальницей. Та поблагодарила его за совет и помощь; когда же господин Шварц удалился, она повернулась к Жозефине, с яростью схватила ее за плечи костлявыми руками и принялась трясти, желая выместить всю свою ярость на хрупком юном теле.
Но Жозефина внезапно выпрямилась и, бледная как смерть, приняла оборонительную позу.
— Не трогайте меня,— воскликнула она,— я невиновна!
— Как! Ты осмеливаешься поднять на меня руку? Ты угрожаешь мне?
— Не бейте меня, на этот раз я вам не дамся! Если бы я чувствовала за собой вину, я покорилась бы и приняла наказание безропотно, хотя бы и более суровое; но я невиновна, и вы не должны меня наказывать!
