Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада
моряки проучили Испанию так же, как сейчас собирался это сделать снова
капитан Блад.Командиром "Элизабет" он назначил Хагторпа, и это назначение было
одобрено всеми членами пиратского братства.
В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторых приключений
в пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озеро и
совершила нападение на богатый город Мэйна – Маракайбо.
Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, и отряд его
попал в опасное положение. Сложность этого положения лучше всего
характеризуют слова Каузака – их старательно записал Питт, – произнесенные
в пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кармен, в
которой Блад бесцеремонно устроил кордегардию note 51. Раньше я уже упоминал,
что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраивало.
В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп, Волверстон и Питт,
а с другой – Каузак, чья трусость и послужила причиной спора. Перед
вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймленной редкими
пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сотголоворезов обеих партий.
Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий, крикливый голос
покрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когда француз
бессвязно обвинял Блада во всех смертных грехах. Питт утверждает, что Каузак
говорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытается
воспроизвести. Одежда на французском капитане была так же нелепа и
растрепана, как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромной
фигуры Хагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского облика
Питта, появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях. Вымазанная в
крови блуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на французе, была
расстегнута, открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов
у него торчал нож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязиболталась абордажная сабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицом
свисал красный шарф, обвязанный вокруг головы в виде тюрбана.
– Разве я не предупреждал вас еще вначале, что все идет слишком
гладко, слишком благополучно? – выкрикивал он, яростно подпрыгивая на своих
кривых ногах. – Я ведь не дурак, друзья! У меня все-таки есть глаза. Мы
входим в озеро – и что мы видим? Брошенный форт. Вы помните, да? Там никого
не было. Помните? Никто в нас не стрелял. Пушки молчали. Я тогда уже
заподозрил неладное. Да и любой на моем месте, у кого есть глаза и мозги,
думал бы так же. Но мы все-таки плывем дальше. И что же мы находим? Такой же
брошенный, как и форт, город, из которого бежали жители, забрав с собой все
ценное. Я снова предупреждаю капитана Блада, я говорю ему, что это
неспроста, что тут ловушка. Но он меня не слушает, не хочет слушать. Мы
продолжаем идти дальше, не встречая никакого сопротивления. Наконец все уже
видят, что еще немного – и думать о возвращении будет слишком поздно. Я
снова предупреждаю, но меня по-прежнему никто не слушает. Боже мой! Капитан
Блад должен идти дальше! И мы двигаемся дальше и доходим до Гибралтара note 52.
Правда, здесь в конце концов мы находим вице-губернатора, заставляем его
заплатить нам выкуп за этот город, но стоимость всех наших трофеев
составляет две тысячи песо! Может быть, вы ответите мне, что это такое? Или
я вам должен объяснить? Это кусок сыра, понимаете? Кусок сыра в мышеловке!
Кто же мыши? – спросите вы. Мыши – это мы, черт возьми! А кошки? О, они
еще ожидают нас! Кошки – это четыре испанских военных корабля, которые
стерегут нас у выхода из этой мышеловки. Боже мой! Мы попали в капкан из-за
дурацкого упрямства нашего замечательного капитана Блада!
Волверстон засмеялся. Каузак рассвирепел.– А-а, черт возьми! Ты еще смеешься, скотина! Отвечай мне: как мы
сможем выбраться отсюда, если не примем условий испанского адмирала?
Пираты, стоявшие на ступеньках внизу, одобрительно загудели. Огромный
Волверстон, гневно взглянув на них своим единственным глазом, сжал кулаки,
как бы готовясь ударить француза, подстрекавшего людей к бунту. Но Каузака
это не смутило. Воодушевленный поддержкой пиратов, он продолжал:
– Ты, должно быть, полагаешь, что капитан Блад – это бог и что он
может творить чудеса, да? Да знаешь ли ты, что ваш хваленый капитан Блад
смешон…
Он внезапно умолк, потому что как раз в эту минуту из церкви не
торопясь выходил капитан Блад. Рядом с ним шел Ибервиль, длинноногий,
высокий француз. Несмотря на свою молодость, он не пользовался славой лихого
корсара, и его считали настоящим морским волком еще до того, как гибель
собственного судна вынудила Ибервиля поступить на службу к Бладу. Капитан
"Арабеллы", в широкополой шляпе с плюмажем, приближался к пиратам, слегка
опираясь на длинную трость из черного дерева. По внешнему виду никто не
назвал бы его корсаром; он скорей походил на праздного щеголя с Пелл Молл
note 53 или с Аламеды note 54. Последнее, пожалуй, вернее, так как его элегантный
камзол с отделанными золотом петлями был сшит по последней испанской моде.
Но при более пристальном взгляде на него это впечатление менялось. Длинная
боевая шпага, небрежно откинутая назад, и стальной блеск в глазах Блада
выдавали в нем искателя приключений…
– Вы находите меня смешным, Каузак, а? – спросил он, останавливаясь
перед бретонцем, который вдруг как-то внезапно выдохся. – Кем же тогда я
должен считать вас? – Он говорил тихим, утомленным голосом. – Вы кричите,
что наша задержка породила опасность. А кто в этой задержке виноват? Мы
потратили почти месяц на то, что можно было сделать за одну неделю, если бы
не ваши ошибки.
– О, боже мой! Значит, я еще и виноват, что…
– А разве я посадил "Ла Фудр" на мель посреди озера? Вы понадеялись на
себя, отказались от лоцмана. Это привело к тому, что мы потеряли три
драгоценных дня на разгрузку вашего корабля, чтобы стащить его с мели. За
эти три дня жители Гибралтара не только узнали о нас, но и успели скрыться.
Вот что вынудило нас гнаться за губернатором и потерять у стен этой
проклятой крепости около сотни людей и две недели времени! Вот в чем причина
нашей задержки! А пока мы со всем этим возились, подоспела испанская
эскадра, вызванная из Ла Гуайры кораблем береговой охраны. Но даже и сейчас
мы могли бы вырваться в открытое море, если бы не был потерян "Ла Фудр". И
вы еще осмеливаетесь обвинять меня в том, в чем виноваты вы сами или,
вернее, ваша глупость!
Надеюсь, вы согласитесь со мной, что сдержанность Блада трудно не
назвать удивительной, если учесть, что испанской эскадрой, сторожившей выход
из озера Маракайбо, командовал его злейший враг – дон Мигель де
