Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I
Наблюдавший за ходом герца Ганжа все более мрачнел. Наконец, он не выдержал и обратился к Хмельницкому, также увлеченно следившему за поединком казаков и шляхтичей.
— Позволь, батько, сразиться с этим ляхом!
Гетман, знавший, что в сабельном бою Ганже нет равного во всем казацком войске, пожал плечами:
— Хочешь покрасоваться своей удалью, Иван? Ну, давай, только не увлекайся там особенно.
Ганжа, сдавив острогами конские бока, устремился в предполье. Шляхтич, срубивший к этому времени четвертого или пятого противника, кружил по полю, вызывая на поединок новых соперников, но желающих сразиться с ним не находилось. К нему и направился запорожский полковник, горяча коня и выкрикивая:
— К оружию, пан лях, к оружию!
Красавец — блондин шляхтич отсалютовал новому противнику саблей и, дав коню острога, помчался ему навстречу. Грозен и удачлив был поляк в сабельном бою, но после первого же обмена ударами с Ганжой, понял, что перед ним мастер из мастеров. В развевающейся за спиной черной керее, Ганжа, словно горный орел, кружил вокруг своего противника, а сабля его плела в воздухе серебряную паутину. С каждой секундой шляхтичу становилось все труднее отражать удары противника, так как они наносились с такой быстротой, что некоторые из них даже не успевал заметить глаз. Поляк уже получил несколько ранений, когда, наконец, понял, что противник давно мог его сразить, но просто играет с ним, как кот с мышью. Собрав все свои силы и хладнокровие, он снова ринулся в бой и тогда Ганжа, уважая отвагу и мужество противника, нанес ему смертельный удар в голову. Покачнулся в седле удалец-шляхтич, а затем стал сползать вниз. Нога его застряла в стременах и конь унес его в сторону своих позиций. Ганжа отсалютовал саблей достойному противнику, но не спешил вкладывать ее в ножны, приглашая к поединку нового бойца. Однако никто не торопился принять вызов запорожского полковника. Наблюдавшие за боем поляки притихли, зато со стороны казацкого лагеря раздались громоподобные приветственные крики. Ганжа, обернувшись к своим, картинно раскланялся в седле и в это время, когда внимание запорожского полковника было отвлечено, к нему на быстроногом бахмате подлетел какой-то поляк и с расстояния в двадцать шагов выстрели из пистолета прямо в голову. Сраженный наповал Ганжа обмяк в седле, и верный конь стал уносить его к казацким окопам.
При виде такого злодейского убийства, вопль возмущения и негодования вырвался из казацких рядов. Полковник Морозенко, ближе всех находившийся к месту герца, рванулся вперед на выручку своему побратиму, рассчитывая быть может, что Ганжа еще жив, за ним последовали казаки его полка. Выхватив сабли из ножен, они понеслись прямо на польские позиции. Хмельницкий, на глазах которого все произошло, отдал приказ Богуну поддержать Морозенко. Вслед за ними на поляков двинулся и полк Нечая. Кровопролитное сражение завязалось у самых польских позиций, однако у атакующих не хватило сил взять штурмом эти укрепления и они откатились назад.
Казаки сняли с коня тело Ганжи и перенесли его в шатер, где укрыли красной китайкой. Долго смотрел Хмельницкий в лицо своего старого товарища, уже подернутое бледной синевой.
— Еще одна непоправимая потеря, — тихо прошептал он, наконец, — а сколько их еще будет?
Он отвернулся и шаркающей походкой, как будто постарев от горя сразу на десяток лет, вышел из шатра.
На следующий день с утра Хмельницкий бросил в бой отборные полки своей пехоты. Попытка поляков противостоять им закончилась полной неудачей. Казаки сломили их сопротивление по всему полю, вынудив укрыться в лагере. От полного разгрома ополченцев спасло лишь своевременное вмешательство Иеремии Вишневецкого, который в самый критический момент боя двинул против казаков своих хоругви, сумевшие оттеснить их от польских позиций.
Хотя войска Хмельницкого по численности раза в три превосходили силы поляков, осторожный гетман не торопился давать генеральное сражение. Он ожидал подхода Карачи-мурзы, не без оснований полагая, что появление татар вызовет панику в польском лагере. Поздним вечером со стороны Черного шляха донеслись отдаленные звуки дудок и цимбал — это подходил татарский чамбул.
К неописуемому восторгу Хмельницкого он, выйдя навстречу Карачи — мурзе, увидел рядом с ним невысокого широкоплечего юношу, в богатой татарской одежде. При виде гетмана хмурое лицо его озарилось широкой улыбкой и он непроизвольно сделал шаг навстречу отцу.
— Тимош, сынок, — радостно воскликнул Хмельницкий, сжимая сына в объятиях, — как ты вырос и возмужал, прямо не узнать!
Стоявший рядом Карачи-мурза с добродушной улыбкой наблюдал за этой сценой, поглаживая свою рыжую бороду. В глазах его сквозила мудрость все понимающего восточного человека.
В тот же вечер в шатер к гетману явилось около десятка казаков, с которыми у него состоялась длительная беседа.
Заканчивая ее, Хмельницкий, посмотрел каждому в глаза и тихо спросил:
— Понимаете, на что идете, сынки?
— Понимаем, — твердо ответили запорожцы, не опуская взора.
Позднее, когда на черном бархате небосклона зажглись тысячи ярких звезд, несколько казацких полков с трех сторон предприняли атаку на польский лагерь. Она была отбита довольно легко, но в плен к полякам попало около десятка запорожцев.
Появление татар в казацком таборе не явилось неожиданностью для поляков, но когда пленные под пытками на дыбе и раскаленным железом дали одинаковые показания о том, что в помощь Хмельницкому их прибыло сорок тысяч во главе с Карачи — мурзой, в польском лагере поднялась паника.
22 сентября вечером был созван военный совет. После долгих дебатов, было принято решение отходить за Случ к Староконстантинову. Однако вместо организованного отхода сами же региментари ночью ударились в бегство, Весть об этом немедленно облетела весь лагерь, оставшихся охватила паника. Хмельницкий, ожидавший именно такого развития событий, приказал Кривоносу немедленно, не дожидаясь утра, атаковать польский лагерь всеми казацкими полками. В ходе завязавшегося сражения две польские хоругви были уничтожены, а остальные обратились в бегство. Вишневецкий, не присутствовавший на военном совете, попытался остановить бегущих, но затем и сам со своими хоругвями отошел сначала к Збаражу, а затем и к Львову.
Победителям досталась огромная добыча: сто двадцать тысяч возов с запряженными в них лошадьми, огромное количество оружия и доспехов, серебряная и золотая посуда, всевозможная утварь, собольи шубы, персидские ткани, неисчерпаемые запасы спиртного и продовольствия. На всей территории от Староконстантинова и Острога, которые вновь были заняты казацким войском, до самого Львова не осталось ни одного польского гарнизона или воинского подразделения, все они спешили найти спасение в бегстве. У ног казака-изгнанника лежала поверженная в прах гордая Речь Посполитая, оставшаяся не только без короля, но и без вооруженных сил, способных противостоять могучему натиску казацких полков. Дорога на Варшаву была открыта, на долю Хмельницкого выпал шанс вторгнуться в великопольские пределы, дойти до самой столицы, поднимая против панов местное крестьянство и продиктовать условия мира из королевского тронного зала. Для этого у запорожского гетмана было достаточно сил, но Богдан Хмельницкий предоставленным ему судьбой уникальным шансом не воспользовался.
