Грэм Шелби - Клятва и меч
Тихим голосом, от которого его воины невольно вытягивались в струнку, Бриан напомнил Лемосу:
– Мы обсуждаем происшедшее с моей женой, а не последствия пьянства. – Он повернулся к Эдвиге: – Почему ты не согласна с лекарем? То, что он сказал, кажется мне разумным.
– Они и камень заставят пустить кровь, – фыркнула служанка, – Это их… э-э…
– Их панацея от всех болезней, это ты хочешь сказать?
– Да, мой лорд. Взгляните на леди Элизу. Она ослабла от большой дозы снотворного, от долгого голодания, а этот лекарь хочет разрезать ей руку или, того хуже, – облепить ее пиявками. – Она в упор посмотрела на Лемоса и резко сказала: – Вы насмехаетесь над моим предложением, но оно куда безопаснее вашего. Да, я во многом себя виню, мне надо было оставаться в спальне и наблюдать, как моя леди принимает лекарство. Я должна была заподозрить неладное, когда бокал каждое утро оставался пустым, а леди все равно жаловалась на бессонницу. Но я составляла это лекарство, а не вы. И мне ее лечить.
Лемос покачал головой, мудрый и всезнающий, полный жалости и презрения к этой невежественной девушке. Но он не снизошел до спора с ней.
– Ты можешь убить свою хозяйку, – сказал он. – Лечить больных должны сведущие люди, а не кухарки или служанки.
Слезы обиды потекли по лицу Эдвиги, но она упрямо встряхнула головой и обратилась вновь к Бриану:
– Мой рецепт прост, мой лорд. Леди Элиза должна находиться на свежем воздухе, но не на холоде, а в тепле. Она нуждается в укропном соке, и у меня есть немного такого настоя. Мы в деревне всегда используем это средство, если человек после отравления впадает в долгое беспамятство. Я могла бы применить укропный сок и раньше, если бы сразу поняла, что произошло. А потом прибыл этот лекарь и стал кричать, что я своим укропным соком совершу убийство. Послушайте меня, милорд! Быть может, я действительно не спасу леди Элизу, но этот Лемос убьет ее наверняка.
Она вновь всхлипнула, едва удерживаясь от рыданий.
– Успокойся, – сказал ей Бриан. – Лемос, почему ваше средство лечения такое жесткое? Я слышал, что большинство лекарей часто применяют укропный настой, почему же не позволить Эдвиге использовать его?
Лемос возмущенно покачал головой. Как трудно жить среди невежд, с горечью думал он. Пациент лежит при смерти, переполненный ядами, и все, что нужно сделать, это разрез от кисти к сгибу руки у локтя. Тогда болезнь пройдет. Почему они позвали его, если намерены лишь спорить об очевидном?
Бриан изучающе посмотрел на него, а затем обратился к Эдвиге:
– Приготовь настой и дай его Элизе, как ты считаешь нужным. Если это не поможем, то мы сделаем так, как предлагает Лемос. Теперь иди и ничего не бойся. Я знаю, моя жена любит тебя, как…
«Любит, как дочь, – подумал он, пораженный неожиданной мыслью. – Дочь… сын… Юному Генриху сейчас семь, и он мой сын! Так вот почему она пыталась убить себя, бедняжка…»
Он прижал холодную руку Элизы к губам и не двигался до тех пор, пока Эдвига не вернулась с кружкой, наполненной укропным настоем. По спальне разнесся едкий запах, от которого на глаза наворачивались слезы. Лемос торопливо отошел к открытому окну, брезгливо морщась. Служанка погрузила пальцы в настой, а затем коснулась ими ноздрей Элизы. Никакой реакции.
Эдвига провела пальцами по верхней губе хозяйки, попросив лорда Бриана приподнять ей голову. Затем, вновь смочив пальцы, она потерла ими кожу вокруг носа Элизы.
Бриан почувствовал, как тело жены слегка вздрогнуло.
– Действует, – прошептал он. – Она пошевелилась. Действует!
Лемос закашлялся и уселся в кресло у окна, демонстративно отвернувшись. Запах укропного семени еще больше усилился. Бриан замигал, ощущая сильное жжение в глазах, но продолжал поддерживать голову жены. И она ожила. Ее тело стало содрогаться в конвульсиях. Бриан осторожно опустил ее голову на подушку, и тогда Эдвига сказала охрипшим от волнения голосом:
– Ее надо перенести на свежий воздух.
Бриан кивнул в знак согласия, подошел к лестнице и подозвал Варана и Моркара. Кашлявшего Лемоса он попросил отойти в сторону.
Мужчины перенесли кровать с больной к стене, рядом с окном. Бриан, не скрывая слез радости, подумал – когда она очнется, то увидит свежую раннюю зарю, легкое бледно-голубое небо, ветер принесет с полей первый аромат цветов, она услышит их прохладное дыхание, почувствует весну, и ей вновь захочется жить.
Эдвига победно взглянула на покрасневшего от приступов кашля лекаря и пошла в соседнюю комнату вымыть руки от укропного настоя.
Элиза очнулась, и уже на следующий день почувствовала себя совсем неплохо. Она была счастлива увидеть мужа живым, но в ее взгляде читалась такая душевная мука, что он не выдержал и рассказал ей все. Да, у него была связь с Матильдой. Очень давно и всего один раз. Он раскаивается в содеянном, но считает, что ничто не может сравниться со страшным грехом – попыткой самоубийства. В те времена не было более тяжкого греха, чем по собственной прихоти лишить себя жизни, дарованной Господом. Бриан не оправдывал себя, но справедливо заключил, что они с Элизой теперь останутся навечно вместе – сначала здесь, на земле, а затем в аду, где будут гореть в одном пламени.
Элизе самой было удивительно сознавать, что в душе она давно простила Бриана. Сейчас она была рада, что не умерла. Стена лжи между ними рухнула, и теперь ничто не могло помешать им жить в мире и любви до самого Судного дня.
В июне императрица Матильда приехала в Лондон. Здесь она встретилась с Жоффреем де Мандевиллом, единственным дворянином, который мог сравниться с Ранульфом Честерским в свирепости и жажде личного преуспевания. Де Мандевилл был высокий, худощавый человек с грубо вылепленным лицом и на редкость басистым голосом.
Год назад Стефан сделал его графом Эссекcским. Матильда щедрой рукой добавила к этому титулы шерифа королевства и Главного судьи, а также утвердила его в должности констебля Лондона.
Титулы и новые владения получили все сторонники Матильды, кроме двоих, что послужило хорошей приманкой для других спесивых баронов. Узнав, как щедро неизвестно за что был вознагражден граф Жоффрей, они толпами поспешили в Лондон, дабы промямлить что-то о своей лояльности и получить за это достойную плату. Стойких сторонников Стефана ожидало тяжелое наказание. Они были либо заключены в тюрьмы, либо высланы, либо лишены владений. Замки и феоды переходили из рук в руки, потомки опальных баронов разбежались по стране. Доносительство выросло в цене. Сосед пошел на соседа, обвиняя его в недостаточной верности императрице, а то и в прямой измене Англии, стараясь при этом завладеть графством роялиста. Стремясь вознаградить всех своих сторонников, Матильда выкроила еще шесть новых графств и осчастливила пятерых дворян. Шестая же грамота осталась пока не заполненной. Она ждала только одного человека – Бриана Фитца.
