Елена Долгова - Камень ацтеков
— Да я просто шучу от страха. Смотри! Ее привязали к столбу. И опять лезут к ней с уговорами. По-моему, ей стоит покаяться. Это дает более легкий род казни. Впрочем, бедняжка всегда была слишком горда, к тому же она сейчас тронулась рассудком и едва ли понимает, что происходит. Ну вот, инквизиторское красноречие ушло впустую. Сейчас в дело вступит палач…
— Пора. Я обещал ей кое-что.
Баррет взялся за мушкет, и прицелился прямо в желтое санбенито.
— Питер, нет!
Ланда повис у англичанина на руке.
— Не делай этого, ты, дьявол, безумец!
— Я не позволю, чтобы она мучилась в огне.
Баррет оттолкнул Ланду так, что тот отлетел к краю карниза.
— Погоди!
— Ты мне надоел.
Испанец, получив пощечину, прижал руку к щеке.
— Вот этого я тебе не забуду и не прощу никогда.
— Хорошо. Если выживем, то потом подеремся.
Ланда в отчаянии закрыл пылающее лицо руками. Потом вскочил и с ловкостью кота вцепился в Баррета. Оба они упали и теперь катались по крыше, рискуя сорваться вниз. Заряженный мушкет бесполезно лежал у карниза.
— Пусти!
— Не пущу. Не делай глупостей.
Англичанин ударил испанца еще раз, в висок, не очень сильно, но так, что полуоглушенный Эрнандо разжал руки.
Баррет встал, поднял мушкет, установил его на сошку и прицелился…
— Черт возьми, слишком поздно.
Хворост уже занялся огнем. Палач бросил факел в костер, отошел в сторону и скрестил на груди руки. Доминиканцы отступились, прикрывая бледными ладонями слегка опаленные лица. Веер жгучих искр взметнулся под бризом и просыпался на их выбритые макушки.
— Лус! Лус, прости меня!
— Дурак, она тебя не слышит.
Силуэт Сармиенто — комок, охваченный огнем, — был похож на сгорающую в пожаре птицу.
— Знаешь, что значит «sarmiento» на кастильском? — вдруг спросил Ланда. Глаза испанца странно остановились, огонек безумия разгорелся в них. — Это «виноградная лоза». Засохшие лозы люди бросают в огонь. Это обычное дело, Питер.
Баррет молча развернулся и ударил Ланду под ложечку.
Тот упал, где стоял, но тут же неловко сел, придерживая ребра.
— Пожалуйста, не надо драки. Ты уже колотил меня достаточно.
Баррет больше не смотрел в сторону Эрнандо. Он бросил мушкет и не отрывал взгляда от ревущего костра. То жалкое и безжизненное, что еще горело у столба, больше не было Лусией.
— Я сейчас сделался клятвопреступником.
— Пошли отсюда, — печально предложил де Ланда. — Не горюй, клятвопреступления — совершенно обычное дело.
Англичанин, не слушая приятеля, поднял мушкет, положил его на сошку, прицелился и спустил курок испанского замка. Пыль, попавшая в глаза, мешала как следует видеть. Грохот выстрела раздался над полем. Пуля, предназначенная инквизитору, пролетев двести пятьдесят ярдов, миновала его грудь и попала прямо в шею низкорослому Мунтрале. Тот хлопнулся животом вперед и больше не шевелился.
— Вот это выстрел! А теперь бежим! — закричал де Ланда.
Они вместе, бросив мушкет, скатились по лестнице и пустились прочь.
Мгновенная паника охватила толпу.
— Пираты! — кричал кто-то.
— Англичане! — в том ему вопил другой.
— Они штурмуют укрепления!
— Они перебили гарнизон!
— Они грабят склады…
— Морган Жестокий вернулся!
Городская стража и помощники Святой палаты в растерянности озирались, не видя врагов. Началась давка, слабых оттеснили едва ли не в горячие угли. Веяние паники пронеслось над полем.
— Стойте! — крикнул главный инквизитор Картахены, и этот грозный голос сумел перекрыть шум испуганной толпы.
— Стойте, испанцы! Разве вы овцы? Мы под защитой крепости Сан-Фелипе-де-Баррахас. Смотрите на меня — вот я, перед вами. Стою на открытом месте, и под одеждой нет лат. У меня есть вера, и мне не нужна другая защита…
Отвага старого доминиканца отрезвила солдат и горожан. Шум понемногу утих. Останься Баррет на месте, он бы, пожалуй, успел перезарядить мушкет и, заодно с Мунтралой, пристрелить ненавистного инквизитора. Впрочем, оба они — и англичанин, и Ланда — уже почти достигли берега.
Там возле кромки прибоя темнела небольшая парусная лодка — ланча. Питер прищурился и прикрылся от солнца, рассматривая кучку рыбаков. Они только что выгрузили сети и присели перекусить. Забытый всеми бочонок для воды (и, возможно, не пустой) валялся на песке. Баррет вытащил из-за пояса пистолет с испорченным замком и направил его в лоб пожилому метису.
— Брысь отсюда, речная крыса!
Безоружные люди не заставили себя упрашивать. Они, бросив сети, улов, повозку и смирного ослика, пустились бежать и поспешно скрылись в тростниках.
Баррет забрал воду и влез в лодку, однако предварительно бесцеремонно затолкал туда де Ланду.
— Куда ты собрался уплыть?
— На Тортугу, черт тебя побери.
— На Тортугу?! Чокнутый — на этой скорлупке пересечь Карибское море…
— У меня нет выбора. Впрочем, лодка в хорошем состоянии и выглядит довольно прочной.
— Прощай, я вылезаю на берег.
— Как бы не так. Ты поможешь мне возиться с парусом.
Баррет крепко толкнул испанца, мешая ему выбраться. Морская пена облепила их обоих.
— Да ты что, Питер! Я ничего не умею, не разбираюсь в парусах, да и что я стану делать на пиратском острове?!
— Не важно. Об этом подумаем по дороге. Вперед! Олоне сумел в обычном каноэ проплыть от Юкатана до Тортуги, а я собираюсь сбежать из Картахены. У нас есть вода, найдется и пища. Не трусь! Или ты предпочитаешь симпатичный костер?
— Конечно, не предпочитаю.
Испанец осмелел и кое-как устроился под навесом на корме.
— Твои пираты, Питер, убьют меня, как только увидят, — мрачно предрек он.
— Посмотрим.
Лодка уходила в море. Баррет обернулся с кормы в сторону зеленого мыса, города, крепостных стен и недостроенных укреплений Сан-Фелипе-де-Баррахас.
«Я вернусь, — пообещал он в душе. — Уж когда-нибудь я вернусь, тогда мы сочтемся за все. Они пожалеют, что упустили меня живым».
Он долго смотрел туда, где в мутной дымке побережья исчезала Картахена с ее прямыми улицами, желтыми псами, торговцами, торжественным звоном, тавернами, галеонами, изумрудами и Пласа Майор. Там плыли в жарком мареве крыши домов, солнце беспощадно жгло голые камни мостовой.
Баррет отвернулся. По этой нестерпимо раскаленной поверхности одиноко шла Сармиенто. Каждый новый шаг не приближал, а удалял ее от мира живых, и фигурка, закутанная в плащ, безнадежно таяла, исчезала вдалеке.
В конце концов она пропала совсем.
