Людмила Бирюк - Карнавал обреченных
Он взял пресс-папье и аккуратно промокнул чернильные кляксы на доносах. Слава богу, все-таки есть еще преданные люди… Правда, мало. Шервуд, Майборода… Кто еще? Ах, да, Бакланов.
Николай вдруг заметил на краю стола нераспечатанное письмо. Необъяснимая тревога неприятно сжала судорогой желудок. В последнее время он стал бояться писем: они приносили ему только дурные вести. Письмо было от некоего ротмистра Ломтева. Ладно, почитаем… Николай вскрыл конверт. Незнакомый ротмистр покорнейше просил об аудиенции с целью сообщить нечто важное, касающееся судьбы России. «Теперь посыплются прожекты», — мелькнуло в голове Николая. Он вспомнил реформатора Каразина, которого в молодости пригрел брат Александр. Ну и что? Где теперь тот Каразин и где Александр? Нет, господа… Никаких реформ! Самодержавие, православие, народность! Ничего более.
Но письмо против воли занимало его мысли. Николай решил позвать Бакланова, чтобы посоветоваться да заодно и помириться с ним после курьезной истории со шкатулкой. Сейчас каждый верный человек на счету. Он решительно потянул шнурок звонка, и через мгновение в кабинет вошел дежурный офицер.
— Полковника Бакланова ко мне!
— Слушаюсь, ваше императорское величество!
Николаю понравилось это непривычное обращение, и он жестом задержал коренастого офицера с открытым и честным взглядом.
— Кто таков?
— Ротмистр 4-го гусарского полка Дмитрий Ломтев, ваше императорское величество!
Невольно вздрогнув, молодой император взял со стола только что распечатанное письмо и показал ротмистру.
— Это вы писали?
— Так точно, государь!
— Что вы имеете сообщить?
Ломтев вытянулся перед ним во фрунт.
— Ваше величество! Осмелюсь доложить, в армии готовится мятеж. 14 декабря группа заговорщиков намерена возмутить полки и привести их на Сенатскую площадь. Я посчитал своим долгом…
Император вскочил и, схватив Дмитрия за руку, увел в глубь кабинета, подальше от двери.
— Говори тише! Откуда тебе это известно?
— Полковник Шевалдин — член тайного общества. Сегодня утром он собрал офицеров и вместе с ними обсуждал, как изменить вашему величеству.
Николай недоверчиво взглянул на него. Ломтев в отчаянии преклонил колено.
— Умоляю, верьте мне, государь! Против вас должны выступить и другие полки: Московский, Финляндский, Гвардейский морской экипаж…
— Чего они хотят?
Ломтев облизнул пересохшие губы.
— Свержения монархии!
Лицо Николая окаменело. Усилием воли он заставил себя расслабить сведенные судорогой скулы и тихо сказал:
— Ладно, посмотрим, чья возьмет… Кто предупрежден, тот вооружен.
* * *В воздухе Петербурга витало странное, уродливое слово: «переприсяга». Слухи о ней через солдат просочились к горожанам. 14 декабря, еще затемно, возле казарм, скрипя снегом, стали топтаться мастеровые, мужики, приехавшие на заработки в столицу, кадеты и школяры. Все говорили о том, что великий князь Николай обманом собирается занять трон, в обход законного наследника — Константина. Накануне офицеры, члены тайного общества, проводили агитационную работу в своих полках, призывая не присягать Николаю.
Ежась от холода, люди перебрасывались словами:
— Слыхали, братцы? Николай подложную бумагу в Сенат направил, будто Константин отрекся от престола.
— А нам-то какая разница? Что тот, что другой — всё едино.
— Ну и дурень! Константин обещал землю раздать крестьянам, а солдатам срок службы сократить до десяти лет.
— Небось баре за Николая стоят. Кому охота с землей расставаться?
— Не все они за Николая. Мне сказывали, в полках есть офицеры, которые за народ!
— Так чего же они от народа прячутся? А то всё — армия, армия! Да ежели б в двенадцатом мужики не погнали бы антихриста, до самой Березины… что бы та армия смогла?
— Ты, что ли, гнал? А нет, так молчи!
И вдруг, откуда ни возьмись, в разговор ворвался звонкий молодой голос:
— Чего вы тут стоите, олухи! Все уже на Сенатской!
* * *С пяти утра молодой государь был на ногах. В ту ночь он почти не спал. То ложился, то вставал, отдавая распоряжения. Присягу в войсках и государственных учреждениях Николай назначил на семь утра, чтобы опередить заговорщиков. Приказал стянуть к дворцу верные ему войска. Боевых лошадей 4-го гусарского полка велел ночью перевести в конюшни конногвардейцев. Распорядился также приготовить кареты для императорской семьи на случай бегства из столицы.
Тихий стук послышался за дверью… Николай осторожно приоткрыл ее и увидел семилетнего le petit Sacha, в длинной ночной рубашонке.
— Papa! Почему никто не спит? Почему горят свечи? Мне страшно!
Николай поднял сына на руки.
— Тебе нечего бояться! Сегодня я стану царем, а ты наследником престола. Хочешь стать цесаревичем?
— Не хочу… — закапризничал сын.
Николай усмехнулся и передал ребенка подбежавшей Александре Федоровне. Волосы жены выбились из-под чепца, она была смертельно бледна.
— Никс! Что творится? Объясни, ради бога…
— Не время, Шарлотта! Оденьтесь и будьте готовы к отъезду.
По парадной лестнице он поднялся в императорский кабинет и сел за стол. Портрет Константина уже убрали, нового еще не повесили.
То и дело подходили штабные генералы и докладывали о положении в войсках. Присягать отказались Московский и 4-й гусарский полки, а также Гвардейский морской экипаж.
— Где Милорадович? — спросил Николай.
— Не иначе как у какой-нибудь балерины, ваше величество, — усмехнулся Бакланов.
— Прекратить глупые шутки! Немедленно найдите его!
* * *На Сенатской площади, возле памятника Петру Великому, фасом к Адмиралтейскому бульвару, мерз на ветру построенный в каре Московский полк.
По плану восставшие войска должны были помешать присяге сенаторов и заставить их принять манифест о провозглашении республики. Но утром удалось привести только несколько рот Московского полка, да и то уже после того, как сенаторы присягнули Николаю и разъехались. Князь Сергей Трубецкой, назначенный диктатором восстания, не явился на площадь. Капитан Якубович с отрядом измайловцев должен был проникнуть в Зимний дворец и арестовать царя. Но в день восстания он неожиданно отказался от поручения, объявив, что у него были личные счеты с Александром, а Николаю он не желает зла. Офицеры Финляндского полка, которые должны были привести войска на взятие Петропавловской крепости, бросили своих солдат и приняли присягу. Вечером 13 декабря на собрании заговорщиков Рылеев лично уговорил Каховского убить царя. Тот согласился, но утром отказался, признавшись, что не хочет быть террористом-одиночкой.
