Николай Паниев - На грани жизни и смерти
— Наконец-то я вас разыскала. Вы не раздумали, Серафим Павлович? — спросила она.
— О, никак нет, уважаемая Анна Орестовна, так же, как и тысячи наших соотечественников, — сказал он, с улыбкой кивнув на большой поток людей, которые поднимались по трапу.
— Как я завидую вам, Серафим Павлович! — тихо произнесла балерина.
— Неделей раньше, неделей позже... Потерпите, Анна Орестовна. Будем ждать вас в Петрограде. Надеюсь еще увидеть вас на сцене Мариинки.
— Здешний царь Борис предсказывает нашим воинам скорый конец страданиям и возвращение домой, — сказала она.
— Монарх поддерживает наши комитеты содействия возвращению обманутых солдат на родину, в Россию? Разве это не звучит парадоксально, Анна Орестовна?
— Было бы парадоксально. Но царь, как и Врангель, Кутепов и прочие наши воротилы, не отказались от интервенции против Советской России. Так-то, Серафим Павлович. Вот и вы в Россию рветесь, однако же у вас совесть чиста. Надеюсь, вы не помышляете о присоединении к интервентам?
— Нет, увольте. Хватит с меня! Насмотрелся на всяких маньяков, авантюристов... Простым фельдшером пойду в далекую глухомань. России служить можно везде. Помните тургеневские слова о том, что никто из нас без России обойтись не может?
К ним стремительно подошел молодой офицер, энергично козырнул врачу, почтительно поклонился даме. Он явно был смущен неожиданным присутствием знаменитой соотечественницы и не знал, как вести себя. Выручил Серафим Павлович:
— Анна Орестовна, прошу любить и жаловать: мой юный протеже Сергей Волконский. Не прямой потомок декабриста, но все же какая-то очень дальняя родня. — И тут же поспешил добавить: — Свято чтит, как он говорит, своего однофамильца и старается быть во всем достойным декабриста Волконского. Делами своими, поведением, службой России. Вы уж, будьте добры, Анна Орестовна, удостойте этого молодого человека своим вниманием и дружбой.
— Вы следуете благородному примеру большого русского человека. Весьма похвально. Ну а как вы смотрите на поступок Серафима Павловича? — спросила Гринина молодого офицера-подпоручика.
— О, всему свое время, — ответил за Волконского Серафим Павлович. — Моего подопечного и здесь ждут важные дела.
— В военных делах я полный профан, — улыбнулась Анна Орестовна.
Серафим Павлович ободряюще кивнул Волконскому, и тот, обратившись к балерине, начал:
— Мадам Гринина, я не вполне уверен, что своей просьбой не поставлю вас в неловкое положение. Однако важность дела, о котором упомянул уважаемый Серафим Павлович, вынуждает меня решиться. Могли бы вы выслушать меня, Анна Орестовна?
— Ради бога! Извольте, — последовал ответ.
— Так вот, в Велико-Тырново наезжает один болгарин по имени Христо Балев. Весьма симпатичный человек, не только отлично знает, но и боготворит Россию. Так вот, этот Балев рассказал мне о знакомстве, точнее, о дружбе с вами, которой он очень гордится. У меня возникла проблема... Мне нужна поддержка, помощь... Я надеялся на посредничество вашего кузена и моего давнего доброго знакомого Александра Кузьмича Агапова, но его отправили в Югославию. А дело не терпит отлагательства. К тому же, я в этом уверен, оно имеет прямое отношение к Балеву и его друзьям, среди которых, наверное, есть и наши соотечественники. Не согласились бы вы замолвить перед Балевым словечко за меня? В смысле моей готовности быть ему во всем полезным?
— Не могли бы вы объяснить мне более конкретно, о чем речь? — спросила Анна Орестовна.
— Он поймет, о чем речь, если вы скажете, что я служил под началом Александра Кузьмича Агапова, почитаю его как отца родного.
— За вас ходатайствовал бы мой родственник?
— Думаю, что да.
— Тогда, господин Волконский, можете рассчитывать на мое содействие.
— Премного вам благодарен, Анна Орестовна. Даю слово чести, что оправдаю ваше доверие.
Подпоручик откланялся, на прощание крепко обнял Серафима Павловича и поспешил к пристани.
— Вы знаете, на что я обратила внимание, — задумчиво произнесла Гринина. — Те, кто по-настоящему любит родину, могут заблуждаться, пребывать в плену традиций, бояться нарушить чувство долга и чести. Но в конце концов правда берет верх. Эти люди прозревают, поднимают бунт...
— Я не в курсе его дела. Полагаю, однако, что его работа в штабе корпуса не может не заинтересовать подлинных патриотов новой России и наших болгарских друзей, — сказал Серафим Павлович.
Прозвучали последние гудки. Пароходы были готовы к отплытию. Серафим Павлович, сняв с мольберта картину, протянул ее Грининой:
— Одна у вас уже есть, которую я подарил Александру Кузьмичу той памятной ночью. Примите, Анна Орестовна, и этот скромный дар. Мы с господином Агаповым всегда верили, что день возвращения на родину рано или поздно наступит. Сегодня мой день. Завтра будет для вас с Агаповым.
Серафим Павлович склонился к руке Грининой:
— Счастливо оставаться, Анна Орестовна. И до скорой встречи на родной земле.
Анна Орестовна стояла до тех пор, пока пароход, увозивший Рудского, не отчалил. Она и не заметила, как рядом оказался Балев.
— Христо! — сказала она, не оборачиваясь. — С чего начать концерт?
— С Авроры.
— Вы там будете?
— Мысленно.
— Почему же?
— Пока что секрет.
— А Волконский?
— Вы с ним знакомы?
— Он мне внушает доверие. Быть может, этот человек будет вам полезным.
— Ему очень доверяют в штабе.
— Доверяйте и вы. Он оценит.
— Вы так считаете, Анна Орестовна? Откуда такая уверенность?
— Если одной моей веры мало, то почему бы вам, Христо, самому не поговорить с ним по душам? Он высоко чтит Агапова, верен ему и его делу.
После короткого молчания Балев сказал:
— Может быть, предстоящая операция «Концерт» будет начата гораздо раньше. Точно така. Прошу прощения, но и я должен покинуть вас, Анна Орестовна. Срочные дела.
— Ну бог вам в помощь.
Балев ушел, а Анна Гринина еще долго смотрела на пароходы, державшие курс к берегам России.
* * *План похищения секретного пакета Христо Балев уточнял при встрече с Иваном Пчелинцевым. В Москве встал вопрос об участии в этой чрезвычайно важной операции молодого офицера Волконского.
Христо Балев горячо доказывал:
— Подумай только, Ванюша, выходец из аристократической семьи, доверенное лицо Кутепова сам предлагает свои услуги. Кладет на стол такие козыри... Думаю, Ванюша, что, ознакомившись обстоятельнее с материалом, ты убедишься, что это не...
— Липа?
— Точно така.
Пчелинцев, явно заинтересованный, принялся внимательно просматривать привезенные Балевым бумаги. Христо не унимался:
