Александр Мазин - Белый Волк
А затем у нас с дедушкой состоялся тот самый разговор, которого я ждал.
— Я видел, как ты бьешься, — сообщил мне любвеобильный (Гундё подтвердит, а также все наши соседи по дому) дедушка.
Я сделал вид, что не удивился. Мне-то казалось, что берсерки и прочие любимцы Одноглазого во время битвы видят только разрубаемых пополам ворогов.
Ну видел, и что с того?
— Многие видели, как я сражаюсь, — ответил я в лучших традициях викингов. — Не все могут об этом рассказать.
— Я могу, — сказал Каменный Волк, проигнорировав похвальбу. — Я видел валькирий, кружащих над твоей головой.
Сильное заявление. Или это — намек? По здешним верованиям, крылатые девы-воительницы — агенты асгардского спецназа, подчиняющиеся непосредственно Одину. Их появление толкуется двояко: либо Отцу воинов приглянулся какой-то боец, и он желает забрать его в Асгард, не откладывая, либо данный боец опять-таки ему чем-то приглянулся и потому находится под персональным наблюдением и контролем.
Поскольку я жив, то, следовательно, прохожу не по первому варианту. И что дальше?
А дальше старина Каменный Волк не стал юлить и сделал мне недвусмысленное предложение. А не хочу ли я, весь такой крутой и отмеченный вниманием Папы-Одина, стать еще круче, приобщившись к славной тусовке поедателей щитов, то бишь — ульфхеднаров? Все приметы говорят, что у меня — получится. Не зря же я себе выбрал прозвище — Ульф.
— Пардон, мьсью, возразил я. Почему это Ульф — мое прозвище?
— Ну не имя же! — заявил дедушка-супермен. Вернее, суперульф.
Не надо втирать очки и лохматить бабушку. Старина Стенульф умеет видеть правду и заявляет со всей ответственностью: не Ульфом меня мама с папой назвали. Впрочем, ему мое имя — без надобности. Если я, поразмыслив и прикинув возможные бонусы, решу встать на путь воина-оборотня, то он, Стенульф, обеспечит меня всем необходимым, а также и стартовым пинком под зад.
Спорное предложение! Кто-то, может, удивится, что я с ходу не послал дедушку в краткое сексуальное путешествие. Стать психом — нет уж, увольте! Ну да, я бы так и поступил еще неделю назад. Но за это время я успел увидеть много интересного.
То, что берсерки менее уязвимы для обычного оружия, чем прочие двуногие, я убедился еще у эстонских берегов. Так же, как и в том, что из их ран не идет кровь. Кому-то покажется ерундой отсутствие кровоточивости. Извините! Этот кто-то просто не знает, что в бою можно умереть от самой пустяковой раны, которую нет возможности перевязать. Сам видел такое неоднократно. Видел я и то, что берсерки намного быстрее и сильнее обычных людей. Мне, не одаренному от природы мощью Стюрмира или Трувора, совсем неплохо было бы обзавестись сверхсилой. Да, всё это я уже знал. Равно как и о постбоевом откате, когда отработавший берсерк становится не опаснее креветки.
Новое мое знание заключалось в том, что: во-первых, «обученные» берсерки в быту могут вести себя совершенно адекватно, а во-вторых, впадение в состояние «боевого безумия» происходит не автоматически, а по желанию адепта. Например, во время предательского нападения Торда сотоварищи Стенульф сражался (и сражался неплохо) оставаясь в формате обычного человека. Ни пены на губах, ни обессиливающего отката. Убил нужное количество уродов, вытер клинок — и занимайся делами. Вывод: турбо-режим можно включать только тогда, когда в нем есть необходимость. То есть если иначе тебя убьют. Как говаривал когда-то мой тренер в Школе Олимпийского резерва: если на тебя напали гопники и собираются тебя прибить, не думай о будущих последствиях типа превышения предела необходимой обороны. Сначала сделай всё, чтобы остаться в живых. Не помню, кто это сказал: «Пусть лучше судят трое, чем несут четверо».[41]
То есть, хорошо подумавши, я пришел к выводу, что обрести способности берсерка совсем не против. Принимая такое решение, я, честно сказать, даже не думал о мистической составляющей. Несмотря на то что у меня был личный и вполне материальный контакт с тем же Одином, я как-то не научился думать в «божественных категориях». Молитва, медитация и тому подобное в том, что касалось военно-прикладных навыков, по-прежнему были для меня чем-то вроде психологической подготовки, аутотренинга.
Я принял решение, но огласить его не успел.
Любая непогода рано или поздно кончается. Эта унялась за четыре дня.
А когда она унялась, у нас появились гости.
Глава двадцать седьмая,
А дело было так. Один из недобитков Гицура Жадины добрался до одного из ярлов конунга Харека, уполномоченного «держать» соседнюю территорию.
Уж не знаю, что рассказал этот беглец, но разбираться ярл прибыл лично. С дружиной в полторы сотни копий.
Прибыл, остановился на дистанции, далекой для прицельного выстрела, и затрубил в рог.
Типа, Змей Горыныч, выходи на честный бой!
«Змей Горыныч» вышел. Весь. О трех головах. Моей, Стенульфа и Свартхёвди.
Ярл, красавец-мужчина (суровая рожа а-ля Дольф Лундгрен, в плечах — косая сажень, запакованная в кольчугу, надетую поверх меховой куртки), забавно смотрелся на мохнатой лошадке размером с крупного осла.
С ярлом на переговоры вышли (пешком) еще двое: безусый паренек (надо полагать, сын) и звероватого вида датчанин с двумя мечами.
— О! — грубо нарушив субординацию, гаркнул звероватый. — Отец мой Каменный Волк! Ты ли это?
— Можешь потрогать! — проворчал дедушка Стенульф. И, обращаясь к нам: — Эту волосатую дубину звать Хавгрим Палица. Если есть в Датской Марке кормчий, способный выдуть в одно рыло бочонок эля, то это он.
Ярл громко откашлялся. С намеком. Типа, не забыли ли уважаемые собеседники, кто тут главный?
— А! — сообразил Хавгрим. — Торкель, перед тобой — мой названый отец хёвдинг Стенульф, сын Асгейра, которого еще называют Отцом версерков с Сёлунда. А это, значит, Торкель-ярл. Славный и благородный.
Славный и благородный ярл спешился (это было нетрудно, учитывая габариты его коня) и с важностью, подобающей облеченному властью, выдал вельможное «Здрасте».
— Слыхал о тебе, — уронил он, надувшись от спеси, аки сексуально озабоченный породистый голубь. — Кому служишь ныне?
Взгляд, которым одарил ярла дедушка, яви он его с киноэкрана, сделал бы Стенульфа звездой первой величины. Так смотрит фермерша на собственноручно выкормленного петуха, который вдруг человеческим голосом требует финансовый отчет по курятнику за последний квартал.
Ярл забеспокоился. То, что за его спиной — полторы сотни обученных и хорошо экипированных вояк, как-то враз поубавило значение. Берсерк, он и по жизни берсерк. По крайней мере так здесь принято считать. А Папа берсерков — это должно быть нечто совершенно невообразимое. Замес инеистого великана с бешеной лисицей.
