Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор
Паломник, видя, что Анн молчит, решил, что это знак осуждения, и захотел оправдаться:
– Вы, небось, думаете, почему такой молодой человек, как я, не остался воевать…
Он откинул капюшон и показал тонзуру.
– Я священник. Единственный способ для меня помочь несчастной моей стране – это паломничество ко Гробу Христову. Только там у моей молитвы будет достаточно силы, чтобы спасти королевство французское.
Анн вдруг заметил, что Теодора исчезла. Он вскрикнул, вскочил на Безотрадного и бросился за нею. Он долго искал Теодору на дороге, но не нашел. Анн доскакал до самого берега озера, беспрестанно окликая:
– Теодора!
Но берег был пуст. Он помчался к замку, так быстро, как только позволял туман, и остановился возле пристани. Лодки на месте не было. Теодора уплыла на ней к острову. Он смог заметить ее через просвет в тумане: она зажгла оба фонаря, чтобы освещать себе путь, и гребла, сидя на том месте, где раньше сидел он сам. Теперь она одна была на этом островке света, который они прежде делили на двоих.
Час настал. Ему пора вернуться в те края, где он провел раннее детство, чтобы они остались такими, какими он их знал: свободными. И ради этого Анну Иерусалимскому надлежит расстаться – быть может, навсегда – со сверхъестественным существом, которое даровал ему Бог.
Он стиснул в кулаке свою серую шерстяную повязку и прошептал:
– Теодора, дар Божий!
И снова посмотрел на озеро. Теперь оно было равномерно белым. Теодора скрылась в тумане. Она права. Действовать надо быстро, нельзя мешкать, нельзя размягчаться.
У Анна мелькнула мысль об их столь любезном хозяине, о превосходном Виргилио д'Орте. Покинуть его без малейшего слова благодарности, словно вору, было совершенно недостойно, но Анн не мог поступить иначе. Он не чувствовал в себе достаточно мужества, чтобы объявить Виргилио о решении уехать в одиночку, без Теодоры. Быть может, впоследствии, если удастся, он напишет ему письмо, где все объяснит и попросит прощения. А сейчас следует просто уехать! Анн вскочил на Безотрадного и тоже скрылся в тумане.
Вот и все. Украденное лето уступило место воинствующей осени. Анн Иерусалимский направился в сторону Франции и тех городов, о которых пел паломник: Орлеан, Божанси, Вандом и Клери…
Однако следующим утром вернулся назад.
Он не смог заснуть ночью. И не только потому, что боль от потери Теодоры была ему нестерпима. Угрызения совести касательно Виргилио д'Орты тоже не давали покоя.
Чем больше Анн думал об этом человеке, тем сильнее убеждался, что не имеет права исчезнуть подобным образом. Ибо чудом «украденного лета» Анн всецело обязан ему.
Конечно, они с Теодорой были бы счастливы где угодно. Они любили бы друг друга с той же страстью даже в самой жалкой лачуге, в чаще самого враждебного леса. В любом другом месте их любовь была бы столь же велика, но не столь же прекрасна!
Без Виргилио д'Орты не было бы восхитительных берегов, отражавшихся в серых глазах, ни лодки с серебряными фонарями, ни Кастеллино, двойного любовного гнезда, где воркование птиц вторило эхом их любви, да и стольких еще других чудес! Анн должен вновь повидать гостеприимного своего хозяина, чтобы попросту поблагодарить его за чудо.
И вновь он оказался на берегу озера в конце утра. Хорошая погода вернулась. Никогда еще солнце не казалось более ясным. Оно уже не опаляло, как летнее, но лишь восхитительно очерчивало контуры и выделяло каждую подробность пейзажа. От этого Анну стало не по себе. Не следовало ему находиться здесь. Он увидел то, чего не должен видеть. Он сам себе показался мертвецом, открывшим глаза после того, как над ним отпели заупокойную службу…
Тем не менее, Анн поспешил к замку. Решив, что в этот час Виргилио д'Орта должен находиться в библиотеке, он направился прямо туда, не объявив о себе.
Виргилио действительно оказался там. Завидев гостя на пороге, он поспешно вскочил, уронив драгоценный манускрипт, над которым работал.
– Синьор Анн! Какое счастье! Я так беспокоился за вас обоих.
– За нас обоих?
– Вчера вечером, поскольку вы не пришли ужинать, я искал вас повсюду. Вашу лодку нашли на острове; вас же не было… Ведь не покинули же вы остров вплавь! Я уж начал было думать, что вы утонули.
Некоторое время Анн молчал, потом проговорил вполголоса, обращаясь не столько к своему собеседнику, сколько к самому себе:
– Да, конечно… покинула остров вплавь…
– Но… Разве синьора Теодора не с вами?
– Я объясню вам, монсеньор…
– Не говорите ничего, синьор Анн. Это меня не касается. Я бы просто хотел знать, куда вы направляетесь, чтобы переслать вам продолжение моего перевода Вергилия. Для меня будет великой радостью ознакомить вас с ним.
– Я еду в Орлеан, монсеньор. Королевство французское в смертельной опасности.
– Я слышал…
– Буду сражаться. Но еще не знаю, где окажусь.
– Вы ведь наверняка знакомы там с кем-нибудь. Туда бы я и отправил «Буколики».
– Я ни с кем не знаком, монсеньор.
Виргилио д'Орта приблизился к молодому человеку. Его красивое умное лицо, которому седеющие волосы придавали еще большую мягкость, улыбалось.
– Прошу вас… Почему вы таитесь от меня, почему не хотите мне довериться… сир де Вивре?
Анн отшатнулся.
– Я не сир де Вивре!
– Простите, если я причинил вам боль… Но все же ответьте: кого вы знаете в Орлеане?
Анн глубоко вздохнул и решился. У него не было никакой причины лгать этому человеку.
– Мой крестный – Жан Бастард, а крестная – Бонна Орлеанская.
Виргилио д'Орта кивнул.
– Я отправлю свое послание герцогине. Ваш крестный, должно быть, слишком занят войной.
У Анна теперь было одно на уме: уехать как можно скорее. Все тут причиняло ему слишком острое страдание. Он начал благодарить своего гостеприимца, но тот прервал его.
– Это я обязан вам всем! Всю свою жизнь я буду вашим должником. Если когда-нибудь я смогу сделать что-то для вас, я буду счастливейшим из смертных. Не забудьте, что я могу многое. Я ведь богат, очень богат…
Он протянул Анну кошелек, но тот отказался. Они вышли. Анн откланялся и вскочил на Безотрадного. Виргилио д'Орта махнул ему на прощание рукой.
– Прощайте, синьор Анн Иерусалимский, прощайте и grazie! He знаю, почему вы больше не сир де Вивре, но уверен: когда-нибудь вы снова им станете.
Часть вторая
ЛАЗУРНАЯ ДЕВА
Глава 6
«ДЕНЬ СЕЛЕДКИ»
Паломник не солгал, сказав Анну, что положение во Франции сделалось катастрофическим. Хуже того, оно стало почти безнадежным.
На самом деле Франции как таковой больше не существовало. Точнее, их стало две: Франция захватчиков и их приспешников – и Франция французов и тех, кто остался верен дофину.
