Михаил Попов - Барбаросса
О. X. Дым появился до того, как вы увидели полет Харуджа, или после?
Р. В. Конечно же после. Я понимаю, что вы имеете в виду, спрашивая меня, однако должен повторить: я не ошибся, я не мог ошибиться, он действительно взлетел, и никакой дым помешать мне не мог.
О. X. Куда, по вашему мнению, мог попасть ему заряд?
Р. В. В сердце.
О. X. То есть?!
Р. В. Говоря проще, заряд, вероятнее всего, попал ему в левую часть груди. Может быть, еще чуть левее.
О. X. В плечо?
Р. В. Пожалуй.
О. X. Когда рассеялся дым, вы увидели лежащего Харуджа? Он лежал?
Р. В. Нет.
О. X. Нет?
Р. В. Да.
О. X. Однако я ничего не понимаю!
Р. В. Он лежал, но не на земле, а на руках своих людей, и они быстро уносили его с поля боя.
О. X. То есть этого одного попадания хватило, чтобы отбить такую яростную атаку пиратов?
Р. В. Если бы ядро попало не в Харуджа, а в любого другого, они бы не остановились.
О. X. Что вы сделали, когда увидели, что вашего главного врага уносят с поля боя?
Р. В. Я возблагодарил Господа за то, что он услышал мою немую молитву и направил ядро туда, куда я мечтал его направить. Радость переполняла мое сердце.
О. X. Вы были уверены, что Харудж убит?
Р. В. О да!
О. X. Почему? Ведь вы не знали этого точно?
Р. В. Ни один человек, поверьте мне, ни один человек не мог бы выжить, доведись ему испытать такой удар.
О. X. Но ведь поспешность, с которой пираты уносили тело своего вожака с поля боя, могла означать и то, что они спешили доставить его поскорее к лекарю. Другими словами, он мог быть еще жив, и вам лишь показалось, что он убит.
Р. В. Это правда. Дальнейшие события подтверждают ваши слова. Но в тот момент я не сомневался, что нить жизни этого ужасного человека прервана.
О. X. Вы посетили то место, где был поражен вожак пиратов, после того, как они отступили?
Р. В. Разумеется. Как только они отступили достаточно далеко, я вместе с десятком солдат отправился туда.
О. X. Обнаружили ли вы там что-нибудь интересное?
Р. В. Обнаружили.
О. X. Так говорите. У вас что, перехватило горло? Выпейте воды.
Р. В. Мы обнаружили там руку.
О. X. Руку?
Р. В. Да, святой отец, руку.
О. X. Оторванную?
Р. В. Да, оторванную. И еще немного теплую.
О. X. Вы считаете, что это была рука Харуджа?
Р. В. Что же мне еще считать, подумайте сами?
О. X. Я подумаю, а вы отвечайте на мои вопросы. Вы сразу решили, что это рука его, или кто-то навел вас на эту мысль?
Р. В. Навел. Один солдат.
О. X. Имя?
Р. В. Запамятовал. Вернее, не знаю. Потому что и тогда не знал его.
О. X. Это он первый нашел руку?
Р. В. Он. Он подозвал нас и указал на нее. И первый высказал мнение, что это рука того пирата, в которого попало ядро.
О. X. Кто первым проверил, тепла ли она до сих пор?
Р. В. Не я.
О. X. Кто?
Р. В. Простите, святой отец, не помню. Мне не так часто приходилось в жизни сталкиваться с кровью… а тут еще кость торчит, я почувствовал себя плохо. Я отошел.
О. X. Испанский солдат испугался вида крови, возможно ли в это поверить?!
Р. В. Прошу меня простить, святой отец, мне стыдно.
О. X. Что было с рукой дальше?
Р. В. Насколько я помню, ее взяли в крепость. Да, конечно, взяли.
О. X. Почему «конечно»?
Р. В. Она занимала особое место на пиру. Рука лежала на блюде прямо перед полковником Комаресом.
О. X. Тем самым Комаресом, который является теперь комендантом Орана?
Р. В. Да.
О. X. Пир состоялся в тот же день, когда был штурм?
Р. В. Да.
О. X. Пираты не возобновляли попыток овладеть городом?
Р. В. Они оставили развалины напротив городских ворот и отплыли до наступления темноты.
О. X. На пиру речи велись так, словно главарь нападавших убит и что этот главарь именно Харудж?
Р. В. Да, в этом никто не сомневался.
О. X. В чем именно: в том, что убит главарь, или в том, что убит Харудж?
Р. В. И то и другое не вызывало ни у кого ни малейших сомнений.
О. X. Что было дальше с рукой? Кому она досталась? Не бросили ли ее собакам?
Р. В. Не помню точно, кажется…
О. X. Погодите. Я упустил один важный момент, вы разжалобили меня рассказом о приступе дурноты.
Р. В. Что же делать, мне действительно…
О. X. Как именно она была оторвана?
Р. В. Ужасно! Торчала кость, белая. И мясо. И крови было много, я помню.
О. X. Меня интересует, по какое место она была оторвана, понимаете? Одна лишь кисть или, может быть, выше?
Р. В. Мне кажется, выше.
О. X. Вот так?
Р. В. Нет, еще выше.
О. X. По локоть?
Р. В. Наверное, по локоть.
О. X. Точнее сказать не можете?
Р. В. Точнее сказать не могу.
О. X. Вернемся к пиру. Что случилось с этой рукой после него? У кого она оказалась?
Р. В. Этого я точно сказать не могу. Слышал лишь, что ее не выбросили собакам и погребать не сочли возможным.
О. X. Что же тогда?
Р. В. Ее засушили.
О. X. С какой целью? Как украшение, как трофей? Или, может быть, для того, чтобы подмешивать в снадобья или в вино для крепости?
Р. В. Это мне неизвестно.
О. X. И ничего сверх того, что я у вас выпытал, вы рассказать не можете? А может, не желаете?
Р. В. Что вы, святой отец, клянусь… .
О. X. Не клянитесь? А лучше попытайтесь что-нибудь вспомнить. Мой интерес не праздный и угоден церкви. Угоден больше, чем многие поступки, поражающие своей возвышенностью и богоугодным рвением.
Р. В. Припоминаю я кое-что, святой отец.
О. X. Говорите.
Р. В. Слышал я впоследствии разговоры о том, что сушеная рука эта принесла кому-то вред.
О. X. Кому? Какой?
Р. В. Я пытаюсь, пытаюсь… Пошли какие-то разговоры… Смутные такие разговоры, что это, мол, рука сушеная виновата. А имена… нет, святой отец, имена вспомнить не могу.
О. X. А с чего вдруг пошли эти разговоры? Была ли причина? Ничего не бывает без причины.
Р. В. Была причина.
О. X. Какая?
Р. В. Вспоминаю теперь совсем отчетливо. Разговоры эти пошли сразу после того, как с марсельским кораблем пришло к нам известие, что Харудж не погиб, а только лишь ранен. Вот тогда и начали вдруг говорить, будто и лейтенант такой-то умер не сам собой, а от сушеной руки. И писарь при штабе полковника не подавился смоквой, а был схвачен за горло все той же рукой.
О. X. Раньше таких разговоров не было, а потом пошли?
Р. В. Точно так.
О. X. И какие же давались объяснения всем этим событиям? И давались ли?
Р. В. Давались. Сам слышал несколько раз. Разговоры такие не поощрялись полковником и священником и потому не велись открыто.
О. X. Какова же была основная мысль этих бесед?
Р. В. Говорилось, что поскольку пират жив, то у руки его сохраняется с ним связь.
О. X. Почему?
Р. В. Мол, человек он непростой, и этим все объясняется. Когда бы он умер, тогда умерла бы и рука его, теперь же он управляет ею и может неосторожного схватить за горло.
