Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя
— Приказ выполнен, ваше величество!
— И господин Фуке?
— Господин суперинтендант идет следом за мной.
— Через десять минут введите его сюда, — проговорил король, жестом отпуская д'Артаньяна.
Капитан вышел, но не успел он сделать и шага по коридору, в конце которого его дожидался Фуке, как был вызван обратно колокольчиком короля.
— Он не удивился? — спросил король.
— Кто, ваше величество?
— Фуке, — повторил король, не добавляя к этому имени «господин». Эта деталь убедила капитана в правоте его подозрений.
— Нет, ваше величество, — ответил он.
— Хорошо.
И Людовик во второй раз отпустил д'Артаньяна.
Фуке не покинул террасы, на которой был оставлен своим провожатым. Он снова прочел записку. В ней заключалось следующее:
«Что-то замышляется против вас. Быть может, не решатся на это в замке; в таком случае это случится, когда вы вернетесь к себе. Дом уже окружен мушкетерами. Не входите; белый конь ожидает вас за эспланадой».
Фуке узнал почерк и рвение преданного Гурвиля. Опасаясь, как бы эта записка, если с ним случится несчастье, не выдала его верного друга, суперинтендант старательно разорвал ее на множество мелких клочков и выбросил их через балюстраду террасы.
Д'Артаньян застал его в тот момент, когда он наблюдав за полетом последних обрывков, уносимых движением воздуха.
— Сударь, — сказал он, — король ожидает вас.
Фуке решительным шагом направился в коридор, в котором работали де Бриенн и Роз, в то время как де Сент-Эньян, сидя тут же на низком кресле, казалось, ждал приказаний и зевал в лихорадочном нетерпении, со шпагою между ног.
Фуке показалось странным, что де Бриенн, Роз и до Сент-Эньян, обычно столь внимательные к нему и даже угодливые, едва отодвинулись, когда он, суперинтендант, проходил мимо них. Но разве мог бы найти у придворных иное отношение тот, кого король называл просто Фуке?
Он поднял голову и, твердо решив но склоняться ни перед тем, вошел к королю, после того как колокольчик возвестил ему, что его вызывают.
Король, не вставая, кивнул ему головой и живо спросил:
— Как поживаете, господин Фуке?
— У меня сейчас лихорадка, но я весь к услугам моего короля.
— Хорошо. Завтра собираются штаты. Готова ли у вас речь?
Фуке удивленно посмотрел в глаза королю:
— Нет, ваше величество; но я скажу речь и без предварительной подготовки. Я настолько основательно знал дела, что мне это будет нетрудно. У меня есть к вам вопрос, ваше величество. Разрешите ли обратиться с ним?
— Обращайтесь!
— Почему ваше величество не соизволили предупредить об этой речи вашего первого министра еще в Париже?
— Вы были больны; я не хотел утомлять вас.
— Никогда никакая работа, никакие объяснения не утомляют меня, ваше величество, и раз для меня наступил момент попросить их у моего короля…
— О господин Фуке! Каких объяснений вы от меня хотите?
— Относительно намерений вашего величества, касающихся лично меня.
Король покраснел.
— Меня оклеветали, — продолжал Фуке, — и я должен обратиться к правосудию короля для расследования возводимых на меня обвинений.
— Вы говорите об этом, господин Фуке, совершенно напрасно; я знаю то, что я знаю.
— Ваше величество может знать только то, что вам рассказали другие, а так как я ровно ничего не сказал, в то время как другие беседовали с вашим величеством великое множество раз…
— О чем это вы? — сказал король, торопившийся поскорее покончить с этим чрезвычайно неприятным ему разговором.
— Я перехожу прямо к фактам, ваше величество; я обвиняю некое лицо в том, что оно чернит меня в ваших глазах.
— Никто, господин Фуке, вас не чернит. И я не люблю, когда обвиняют других.
— Но если на меня возводят ложное обвинение…
— Мы слишком много говорим с вами об этом.
— Ваше величество не желаете предоставить мне возможность оправдаться?
— Повторяю еще раз, я вас ни в чем не виню.
Фуке отошел на шаг и сделал полупоклон.
«Несомненно, — подумал он, — король уже принял решение. Только тот проявляет такое упорство, кому нельзя отступить. Не видеть сейчас опасности мог бы только слепой, не постараться избегнуть ее — только глупец».
И он снова обратился к королю:
— Ваше величество потребовали меня, чтобы поручить мне какую-нибудь работу?
— Нет, господин Фуке, — для того, чтобы подать вам совет.
— Я почтительно слушаю ваше величество.
— Отдохните, господин Фуке, поберегите силы: сессия штатов будет непродолжительной, и, когда мои секретари закроют ее, я хочу, чтобы в течение двух недель никто во всей Франции не говорил о делах.
— Королю нечего сообщить относительно этого собрания штатов?
— Нет, господин Фуке.
— Мне, суперинтенданту финансов?
— Отдохните, пожалуйста. Вот и все, что я хотел вам сказать, господин Фуке.
Фуке закусил губу и опустил голову. Видимо, он обдумывал какую-то мысль, которая его беспокоила. Это беспокойство передалось королю.
— Может быть, вы недовольны предстоящим вам отдыхом, господин Фуке? спросил он.
— Да, ваше величество, я не привык отдыхать.
— Но вы больны, вам надо лечиться.
— Ваше величество говорили о речи, которую мне предстоит завтра произнести?
Король не ответил; этот внезапный вопрос привел ею в замешательство.
«Если я выкажу страх, — подумал Фуке, — я погиб. Если его первое слово будет суровым, если он рассердится или хотя бы сделает вид, что сердится, как я из этого выпутаюсь? Будем действовать мягко. Гурвиль был, разумеется, прав».
— Ваше величество, раз вы так милостивы ко мне, что заботитесь о моем здоровье и даже освобождаете от всякой работы, освободите меня также и от завтрашнего совета. Я воспользуюсь этим днем, чтоб полежать в постели, и попрошу ваше величество предоставить мне завтра собственного врача, дабы испытать действие еще одного лекарства в надежде побороть эту проклятую лихорадку.
— Пусть будет по-вашему, господин Фуке. На завтра вы получите отпуск, к вам будет направлен врач, и ваше здоровье поправится.
— Благодарю вас, ваше величество, — поклонился Фуке. Затем, решившись, он снова заговорил:
— Не буду ли я иметь счастье повезти короля к себе на Бель-Иль?
И он прямо взглянул на Людовика, чтобы судить о эффекте, произведенном его предложением. Лицо короля снова покрылось краской.
— Вы заметили, — ответил он, пытаясь выдавить улыбку, — что вы сказали: к себе на Бель-Иль?
