Роберт Святополк-Мирский - Порубежная война
Одним словом, доктор согласился.
И не только на это.
Он подписал тайный контракт, в котором обещал расплатиться своей собственной жизнью в том случае, если далекий знатный пациент умрет не от камчюга, а от яда. Забавно было то, что когда доктор уже прибыл в эту загадочную и далекую Московию и предстал перед Великим князем Иваном Васильевичем, сына которого он и должен был лечить от этого самого камчюга, Иван Васильевич поставил ему такое же грозное условие, как и человек в черном полгода назад в столь далекой сейчас Венеции. Доктор Леон, зная, что ему и так уже нечего терять, только улыбнулся и заявил Великому князю, что если ему не удастся излечить наследника престола, он готов сложить свою голову. Великий князь Иван Васильевич удовлетворенно хмыкнул и принял доктора Леона на должность кремлевского медика с жалованием восемь рублей в месяц. Доктор Леон в душе лишь улыбнулся, низко кланяясь своему новому государю, поскольку жалование, которое он должен был получать от человека в черном, оказавшегося тут же в Москве, превышало обещанное Великим князем ровно в два раза.
Камчюг не был опасной смертельной болезнью, и доктор Леон искренне полагал, что быстро излечит своего пациента от этого недуга. Что же касается возможности отравления — она казалось совершенно невероятной: к наследнику никто не мог даже приблизиться, всю его еду и питье тщательно проверяли, равно как все книги и предметы, которые брал в свои руки Иван Иванович, дабы не содержали они ни малейший следов какого-либо вещества опасного для здоровья.
И поэтому сейчас, четвертого марта, когда вдруг суставы Ивана Ивановича покраснели и начали болезненно расти на глазах, доктор Леон принял самые современные и действенные меры, — он начал прикладывать к воспаленным суставам стеклянные банки, специально привезенные им с этой целью из Венеции, наполняя их горячей водой, но, к огромному изумлению доктора, это не только не помогло, но и стало ухудшать состояние больного.
Пятого и шестого марта доктор Леон, ни на шаг не отходя от пациента, отчаянно боролся за его жизнь, с ужасом видя катастрофическое ухудшение его состояния.
Седьмого марта 1490 года тридцатидвухлетний Иван Иванович в присутствии своей супруги, которая до последней минуты держала его за руку, скончался, испытывая мучительные боли и произнеся перед смертью щемящие и странные слова:
— И это уже все?
Через минуту он захрипел и утих.
Доктор Леон не верил своим глазам.
Как только все вышли, он собственноручно раздел покойника и внимательнейшим образом осмотрел все его тело.
Кроме страшных и кровоточащих ран, в столь короткое время образовавшихся на ногах, приведших к смертельной горячке и быстрому угасанию, он не мог обнаружить на теле ничего, что подсказало бы подлинную причину смерти, потому что он прекрасно понимал — это не камчюг, а с другой стороны, он был совершенно уверен в том, что никакой яд не мог попасть в тело его пациента ни через пищу, ни через какой-либо предмет, к которому он прикасался.
И вдруг он заметил на руке покойного чуть ниже локтя точку и синь вокруг, которая при жизни могла быть краснотой.
И в эту минуту в комнату вошли великокняжеские слуги, молча взяли доктора Леона под руки и повели куда-то, а он, не сопротивляясь и даже не понимая, что происходит, все время думал только о том, что это за точка и возможно ли, что яд все же проник в тело его пациента вопреки всем принятым мерам.
И в тот момент, когда доктора Леона бросили в грязный сырой, наполненный крысами подвал, где-то в кремлевских застенках, он вдруг вспомнил неслыханной красоты органную музыку и наследника, который сидел прямо перед ним в удобном кресле-троне, опираясь руками на его подлокотники. Он вспомнил, как тот вздрогнул, будто укололся занозой, а потом все гладил руку в том самом месте…
Доктор Леон закричал страшным голосом, бросился к двери, стал колотить в нее, звать охрану, умолять, чтобы хоть кто-нибудь пришел к нему и выслушал сообщение государственной важности, но никто не стал ничего слушать, его лишь избили до полусмерти, и он остался лежать на полу, отбиваясь слабеющими руками от наседающих крыс. Учитывая, что он не православный, ему даже не позволили повидаться со священником, через которого он хотел передать, то о чем догадался…
На сороковой день после смерти наследника престола Ивана Ивановича Молодого, доктора Леона бесцеремонно схватили под руки, набросили на голову грязный вонючий мешок, повезли куда-то и, за Московой-рекой на Болвановке, просто и деловито отрубили голову при малом стечении народа, ибо всего лишь несколько бездельников, пьяниц и мастеровых, пришли поглядеть на казнь какого-то доктора Жидовина, который пообещал вылечить, да не уберег жизни нашего дорогого наследника московского престола…
Упокой Господь его душу…
И да покоится он с миром…
Глава четвертая
РАССЛЕДОВАНИЕ (1490–1491)
Тайнопись Z
От Симона Черного
Москва
20 октября 1490
Елизару Быку
в Рославле
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Дорогой друг!
С удовлетворением спешу сообщить тебе, что три дня назад состоялся «Собор на еретиков», где мы одержали полную и сокрушительную победу над Иосифом и его сторонниками. Все это — благодаря тому, что около месяца назад нам, наконец, удалось добиться намеченного — избрания Зосимы митрополитом при активной поддержке самого Ивана Васильевича и ломая упорное сопротивление некоторых наших противников. Необходимо поставить перед Радой вопрос о досрочном присвоении Зосиме уровня как минимум брата шестой заповеди — он, как-никак, глава всей русской православной церкви, а в нашей иерархии занимает недостойно низкое место. Все-таки он достаточно много постарался сам, а беглость его ума и, умение приятно расположить к себе, сыграли немаловажную роль, особенно в поддержке московского государя, которому Зосима постарался понравиться.
К нашим успехам можно также отнести довольно удачную попытку внедрения брата Степана Ярого, которому благодаря браку (уж не знаю какому по счету в его жизни) с престарелой итальянской красоткой Паолой, удалось получить место стремянного при дворе Великой княгини. Правда, за все время выполнения им своей новой роли он видел Великую княгиню вблизи всего лишь один раз, когда она садилась в тапкану,[5] а он, встав на колено, откинул ступеньку, чтобы она могла войти. Впрочем, ему вовсе не нужно находиться рядом с государыней для того, чтобы узнавать все подробности и детали ее жизни, как это делал наш незабвенный трудолюбивый брат Савва. В отличие от него Степан не должен кривляться и лицедействовать — он целыми днями лежит на итальянской кровати, а его супруга весь вечер рассказывает ему обо всем, что произошло, в благодарность за его нежные ласки, от которых она без ума.
