Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2
Варя с отцом, свернув с набережной, направились к гарнизонному собранию, где обычно заседал военный суд. По дороге их нагнал уже немолодой, полный адъютант крепостной артиллерии, призванный из запаса прокурор порт-артурского окружного суда, поручик Азаров.
– Вы куда торопитесь, Иван Иванович? – спросил его генерал.
– Я назначен сегодня выступать в качестве обвинителя на заседании суда.
– Так это вы будете доказывать, что Эвонарев виноват? – коршуном накинулась на него Варя.
– Зная ваши симпатии к нему, ограничусь требованием его расстрела, а не повешения.
– Как? Расстрелять? – не поняла шутки девушка и громко всхлипнула. – Он совсем невиновен, – сквозь слезы проговорила она.
– Не смей реветь на улице, – рассердился Белый, – иначе мы сейчас же отправимся домой! Вот уж действительно, «что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом»!
– Не волнуйтесь, Варя, все кончится пустяками, – успокаивал девушку Азаров. – Против нашего Сергея Владимировича обвинение очень слабое.
– А кто будет защитником?
– Капитан Вениаминов, командир Саперной батареи.
– Петр Ерофеич? – спросила Варя.
– Он самый.
– Где его можно видеть?
– До заседания суда едва ли поймаете. Он будет готовить защитительную речь.
– Я ему помогу.
– Он и без твоей помощи обойдется. Сядешь около меня, – остановил ее отец.
Гарнизонное собрание помещалось в одноэтажном кирпичном здании и имело снаружи казарменный неуютный вид. Внутри обстановка была тоже неказистой.
Одна из комнат служила залом заседания, а в соседней каморке происходили совещания суда. Перед зданием был разбит небольшой цветничок с несколькими аллеями. Сюда направился Белый с дочерью. К ним тотчас же стали подходить артиллеристы. Первым подошел, как всегда отдуваясь, Тахателов.
Появился Вениаминов. Варя бросилась к нему навстречу.
– Вы его защитите, Петр Ерофеич? Он-в чужом пиру похмелье.
– Вы имеете в виду мосье Звонарева?
– Ну конечно!
– Я надеюсь на его полное оправдание, что же касается остальных…
– Я интересуюсь только Сергеем Владимировичем.
Капитан улыбнулся и хотел что-то сказать, но его позвал Костенко.
Варя вышла из палисадника на улицу. К собранию подходила группа подсудимых. Впереди шел Звонарев, поддерживая бледную, едва стоящую на ногах Риву. Варя даже не поверила сразу, что это та самая интересная женщина, которую она видела сегодня утром. Прапорщик тоже имел растерянный, испуганный вид. Увидев девушку, он слабо ей улыбнулся.
– Все будет хорошо, Сергей Владимирович! – громко крикнула Варя, желая его подбодрить.
Конвойные совсем не обращали внимания на офицера, всецело занятые наблюдением за стариком нищим и Куинсан.
– Не отставай, – то и дело покрикивали на них солдаты. – Все равно убечь не дадим!
На небольшом расстоянии от арестованных тихонько шел Вен Фань-вей, внимательно вглядываясь в старого китайца, устало бредущего рядом с солдатами. Вен то равнялся с ним, то заходил вперед, стараясь возможно лучше разглядеть арестованного. Особенно привлекал внимание Вена глубокий шрам на шее старика. Сомнений не было-этого «старика» он хорошо знал… Увидев Варю с отцом. Вен подошел к ним и нерешительно остановился.
– Что тебе, Вен? – спросила Варя.
– Надо мало-мало говори, – ответил Вен, кланяясь.
– Я слушаю, Вен, – довольно рассеянно отозвалась Варя.
– Я знай старик. Он генерал Танака, – шепогом проговорил Вен.
– Что ты говоришь несуразицу! – удивилась девушка. – Откуда здесь взяться Танаке? Просто, быть может, переодетый шпион?
– Я говори правда-это Танака, – настаивал садовник. – С нима Куинсан. Тоже японса есть.
Взволнованная Варя поспешила передать это отцу.
– Чепуха, не может этого быть! – отмахнулся генерал.
– Послушай, папа, это надо проверить. Едва ли Вен стал бы говорить чепуху. Помнишь, у нас была карточка из Владивостока. Танака там был военным агентом. Та, что в большом альбоме. Пусть Вен ее быстренько принесет сюда. Я напишу маме записку, дай карандаш…
Черкнув несколько слов. Варя подозвала Вена.
– Вен, голубчик, сбегай домой, отдай маме эту записку, возьми карточку и быстро обратно.
Схватив записку. Вен бросился бежать.
Вскоре началось заседание суда. В небольшой комнате поставили накрытый красным сукном стол и с треугольной призмой зерцала[36]. Около окна, за загородкой, поместились подсудимые, окруженные конвоем. На стульях расселись свидетели: Микеладзе с Позна неким и участвовавшие в обыске жандармы. В стороне от них сел Белый и другие артиллерийские офицеры. Варя проскользнула в комнату и забралась в оконную нишу, спрятавшись за портьерой.
Делопроизводитель суда по списку стал проверять наличных свидетелей и подсудимых. Затем из задней комнаты вышел Костенко в сопровождении членов суда, артиллерийских капитанов Страшникова и Вамензона. Варя поморщилась-оба офицера были известны как жестокие формалисты и педанты. Началась процедура привода к присяге свидетелей.
Вечернее солнце заглянуло в окно и ярко осветило старика. Тот зажмурился и огодвинулся в тень. Варе вдруг показалось знакомым его лицо.
Началась судебная процедура. Микеладзе и Познанский подробно изложили дело.
– Откуда получил полковник Рейс сведения о наличии шпионской организации? – спросил Вениаминов.
– Из секретных источников, не подлежащих оглашению, – без запинки ответил Познанский.
Солнце продолжало освещать подсудимых, и старик все сильнее ерзал на месте, укрываясь в тени. Костенко изредка посматривал в его сторону.
Члены суда тихонько переговаривались между собой.
– Эта куколка совсем недурна, – шепнул Страшников на ухо Костенко, кивнув на Куинсан, – жаль будет вешать!
– Старый греховодник! Смотрите, жена узнает, пропишет вам ижицу, – отозвался генерал.
– И жидовочка хороша, только уж очень испугана, – вставил Вамензон, происходивший сам из крещенных евреев-кантонистов.
Внимание Костенко все больше привлекало упорное нежелание старика быть освещенным солнцем. Генерал даже засопел от раздражения. Варя не сводила глаз с Звонарева.
Перешли к допросу подсудимых. Прапорщик чуть дрожащим голосом дал подробные объяснения по всем пунктам. Затем наступила очередь Ривы. Она сбивчиво начала говорить, что ничего не знает и ни в чем не виновата.
– А ее отец часто бывал у вас? – спросил Азаров, указывая на нищего.
– Не особенно, ему подавали милостыню, кормили и отпускали с миром, ничего плохой о нем сказать не могу.
