Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого
– Да, правильно, – кивнул подьячий.
Он хорошо понимал, что все произошло совсем иначе. Варвару по пути кто-то узнал. И она тоже – узнала. Попыталась сбежать, уплыть – но не вышло, стрелами посекли. Тати на такое не способны. Стрелы денег стоят, удовольствие недешевое. Просто так полный колчан разбойники тратить не станут. Это сделал воин, не желающий, чтобы о нем рассказали. Уничтожил свидетелей и отпустил на волю волн.
Подьячий сломал древки в спине женщины, перевернул лицом вверх. Перекрестился:
– Прости, милая. Такого не ожидал.
Няньке нравилось изображать княгиню. В город покрасоваться она отправлялась нередко, возвращаясь со сластями, платками и прочими мелкими приобретениями. Басарга эту слабость лишь поощрял: пусть все видят, что дома у него прячется не княжна Шуйская, а кто-то другой.
Доигрался… Нашелся свой знакомец и у простой служанки.
– Тумрум, мужики пусть топоры и косари возьмут да местность окрест осмотрят, – приказал подьячий. – Может, чужой кто найдется. Я с холопами вверх по реке пройду да со старостой губным встречусь.
– Куда, боярин? Стемнеет скоро. Пока сберетесь, пока вернетесь, так и вечер настанет. До завтра надобно обождать.
– Эх-х… – поднялся Басарга. – В обитель тела отнесите. Пусть иноки отпоют.
В усадьбу он вернулся с тяжелым сердцем. Тришке велел вооружить и одеть в броню холопов, запереть ворота и на ночь поставить караульных, сам поднялся наверх.
Секретным гостьям он отвел комнаты, смежные со своей спальней. При строительстве изначально замысливалось, что сторона боярина будет вмещать опочивальню, горницу для отдыха, горницу для ведения дел, светелку для хранения вещей и еще одну для всяких прочих нужд. Однако делами подьячий мог заниматься и в иных местах, а лучшим отдыхом для него было держать руки Мирославы в своих. Здесь они могли встречаться в любой миг, посвящать себя друг другу, сколько пожелается. Варвара, оказываясь в покоях, обычно сидела в своей светлице, но ведь об этом никто из дворни не знал.
– Ты тревожен, любый мой, – вышла навстречу княжна в расшитом сарафане, затворила дверь в светелку, в которой спал ребенок. – Нешто беда случилась?
– Отчего ты так помыслила? – взял ее руки в свои Басарга.
– На сердце тяжко. Показалось, образа в горнице заплакали.
– В какой?
– Вот, опять… – Она зажала бородатое лицо боярина между ладонями. – Я же все чую, любый мой. Тревожен ты или весел, обо мне думаешь али о другом ком-то. Ныне же и вовсе взглядом темен.
– Варвару узнали.
– Схватили?
Басарга промолчал. Мирослава, охнув, села на скамью и закрыла лицо руками.
– Что же будет теперь? – пробормотала она сквозь ладони.
– Не знаю, – покачал головой боярин. Он о сем уже думал, но намыслить ничего не сумел.
– А ничего не будет! – внезапно подняла голову княжна. – Не посмеет отец признать громко, что дочь его во грехе с простым боярином живет. И братья не посмеют. Они князья Шуйские, Рюрика потомки, от Александра Невского старшая ветвь. У них на царствие Московское больше прав, чем у самого Иоанна Васильевича! Да никогда вслух они не скажут, что сестра их с боярским сыном ложе делит! – Мирослава нервно расхохоталась: – Да коли мы за руки на улицы московские выйдем, все едино отвернутся и скажут, что не видели! Позора побоятся! Не посмеют!
Она кинулась к окну, распахнула створки и закричала в сумерки:
– Я здесь! Слышите, тут я живу! Смотрите! Я здесь! Я люблю! Я счастлива!
– Милая моя… – Басарга обнял ее за плечи, повернул к себе, прижал, гладя по голове и плечам. – Ненаглядная моя. Желанная.
Мирослава уткнулась лбом ему в щеку и расплакалась:
– Варя… Варенька…
Ночью холопы спали в броне, с оружием под рукой. Басарга тоже перенес свое снаряжение в опочивальню. Однако на усадьбу никто не напал, и на рассвете боярин на конях повел своих ратников вверх по реке, благо песчаные отмели позволяли. В спины им бил печальный колокольный звон Трехсвятительской пустыни, что созывала прихожан на отпевание погибших.
Поиски ничего не принесли. На Ваге никаких чужаков всадники не встретили, в городе же проезжего люда собралось столько, что и спрашивать бессмысленно. Поди разбери, кто из купцов, покупателей, попрошаек или священников с добрыми помыслами бродит, а кто нет? А еще постоялые дворы, ушкуи с каютами, палатки на берегу…
Смирившись с неудачей, Басарга отвернул назад, но на похороны все равно не успел, утешал княжну уже дома, пытаясь понять: что же за всем этим воспоследует?
Слова Мирославы о том, будто шума князья Шуйские не захотят, его несколько успокоили. Хотя бы потому, что без сечи захватить усадьбу невозможно – а сечу не скроешь, до Ваги и губного старосты такое происшествие обязательно дойдет. Стало быть, прямого нападения сюда можно не опасаться. Но вот попытаться убедить государя наложить на подьячего опалу, отставить от службы, отослать воеводой в дальние земли – это будет тихо и необратимо. Такая месть князьям должна понравиться.
– Нужно ехать в Москву.
– Без меня? – вскинула голову княжна.
– Ты хочешь пройтись там со мной за руку?
Мирослава задумалась. Победила родовая честь:
– Нет. Позора князьям Шуйским не хочу.
– Тогда один. В столице тебя не спрячешь. Глаз больно много, и все тебя в лицо знают. Хоть кто, да заметит. Узнаю, как там все складывается, и вернусь.
– Да, – согласилась княжна и снова примостилась в его объятиях, ища больше ласки, нежели утешения. А может быть – ища утешение в ласках. Боярин поднял ее на руки и понес на перину. У них оставалось совсем мало времени, прежде чем судьба опять разведет влюбленных врозь на многие недели, каждая из которых в одиночестве растягивается в вечность.
Однако у Мирославы ныне имелся еще любимый мужчина: ребенок. За ночь он принимался плакать три раза, и в конце концов боярин решил, что чем раньше он отплывет – тем быстрее доберется до столицы. А отоспаться можно и на струге.
Опасаясь неладного, в этот раз Басарга взял с собой всех холопов и при оружии. После гибели четверых под рукой у него осталось всего восемь, но искать новых охотников пойти в закуп времени не оставалось. Пока Тришка-Платошка руководил погрузкой судна, боярин дал последние указания старосте, верхом съездил в монастырь – поставить свечу и помолиться перед дорогой, через три часа вернулся и сразу поднялся на палубу. Смерды столкнули нос с пляжа – и вода снова забурлила за кормой верного боярского корабля.
* * *Басаргу угораздило попасть в Москву в самый разгар празднеств – столица готовилась к царской свадьбе. Князья и бояре съезжались из своих поместий, купцы подтягивались в надежде на хороший торг, нищие бродяги, а также ремесленники и простолюдины, что имели возможность оставить на время свои дома, поля и мастерские, приходили, надеясь на дармовое угощение; незнатные боярские дети и худородные бояре собирались хотя бы просто побывать на веселье, поглазеть на новую царицу, покричать государю здравицы. Москва становилась тесной до невозможности, цены на постоялых дворах выросли до рубля за ночь, в домах, куда раньше никого и не думали пускать на постой, люди спали в банях, на чердаках, в сараях и даже в хлевах. А кто не нашел и такого уголка – укладывались прямо на улицах. Утром же, когда вся эта непостижимая толпа вставала с желанием поесть, попить или куда-нибудь пойти – улицы превращались в одну огромную давку.
