Виталий Гладкий - Ушкуйники
– Пойду я! – решительно заявил Носок. И, подпалив еще один факел, нырнул в лаз.
В ожидании приятеля Стоян весь извелся, поэтому когда из дыры высунулся наконец горящий факел, он даже присел на корточки: ноги вдруг стали ватными от огромного душевного напряжения.
Выбравшись из лаза, Носок весело оскалился и молвил:
– Пляши, паря! Боги смилостивились над нами! Выход есть! Тока ево надо ишшо чуток подрубить. Но там малехо, справимся.
Когда радостное воодушевление слегка спало, Носок шепнул Стояну:
– Заберем с собой Свида, Горислава и Венцеслава. Благо они неподалеку от нас работают.
– А остальных?
– Нельзя.
– Почему это?
– А потому, дурья твоя башка, што они будут нам помехой. Ты только намекни остальным про ентот ход, тут такое начнется!.. И потом, нас ить искать начнут всенепременно. Так вот пять человек в диких местах – иголка в стогу сена. А ежели толпа, нас на раз споймают. Да и што тебе эти люди? Все они чужие, неведомого роду-племени. Вспомни, как поначалу хлеб у нас норовили отнять!
– И то верно… – Стоян согласно кивнул.
…Сквозь узкую щель начало просачиваться голубое небо, и это прибавило беглецам сил: они заработали кайлами как одержимые, поочередно сменяя друг друга. Когда Носок выбрался наконец на поверхность (его послали на разведку, ибо все боялись, что выход из-под земли окажется в пределах охраняемой территории), солнце уже перевалило полуденную черту.
– Вылезайте! – раздался спустя некоторое время приглушенный голос Носка.
Последним выбрался Горислав: его широченные плечи едва протиснулись в пробитое кайлами отверстие. Выход на поверхность состоялся в заросшем высокой травой и кустарником неглубоком овраге, прорытом вешними водами. Они же, видимо, пробили дорогу к свободе и пленникам.
Разведать окружающую обстановку снова послали востроглазого Носка. Он ящерицей скользнул в траву и тотчас исчез, будто проглоченный землей. Русы в восхищении переглянулись, а Стоян гордо вскинул подбородок: знай наших! Один только Свид продолжал оставаться угрюмым и словно бы не радующимся освобождению. На все вопросы спутников отвечал либо односложно, либо невразумительным мычанием. Казалось, его снедает какая-то тревожная мысль. Неожиданно он подполз к Стояну и шепотом попросил:
– Расстегни рубаху.
– Зачем? – удивился тот.
– Расстегни! Надо…
Когда недоумевающий Стоян исполнил его просьбу, таваст подхватил одной рукой свисавший с шеи парня оберег и прошептал:
– Смотри!
Ушкуйник опешил: серый камешек стал прозрачным и начал светиться молочно-голубоватым светом!
– Што… што енто?! – не удержался он от вопроса.
– Тише! – прошипел таваст. – Это означает, что проснулся Большой Знич! И он просит жертву…
С этими словами Свид полез за пазуху и достал… нож! Вернее, не совсем нож, а его подобие – узкую полоску изрядно съеденного ржой металла. Судя по всему, таваст умудрился раскопать где-то обломок ржавого клинка, наточил его (камней, способных заменить точило, в выработках хватало) и вставил в деревянную рукоятку. Но как стража, ежедневно перед ужином обыскивавшая рабов, проморгала нож? Где Свид его прятал?
– Э-э, ты… не шуткуй! – грозно сказал Стоян и молниеносно схватил таваста за руку.
Тот даже не попытался ее освободить – хватка у новгородца была железная.
– Да нож не тебе предназначен, – успокоил парня Свид, хищно оскалившись. – Просто чую, напьется он скоро свежей кровушки… И значит, Знич получит свою жертву.
В этот момент вернулся Носок, и разговор сам собою прервался. Стоян спрятал оберег под рубаху и опасливо отодвинулся от Свида: поди, догадайся, что этому странному человеку придет в голову…
– Тама, – сообщил до крайности возбужденный Носок, тыча пальцем за спину, – пасется цельный табун лошадей! Оседланных! За ними присматривают всего три человека. Правда, оружных. И все – тевтонцы. С крестами. Тока в серых кафтанах.
– Это сарианты, – объяснил Горислав. – Слуги рыцарей. Отменные, кстати, воины.
– Я раздавлю этих псов голыми руками! – прохрипел, наливаясь яростью, Венцеслав. – А лошадей заберем себе! На них мы сможем оторваться от погони и добраться до безопасного места.
– Не торопись, – осадил его старший товарищ. – Вдруг поблизости есть еще тевтонцы? Нужно сперва осмотреться…
Беглецы выбрались из оврага и, проследовав за Носком к обнаруженному им пастбищу, затаились неподалеку в кустарнике. Справа от них оказались пасущиеся лошади, а слева, на пологом берегу небольшого озера, – пятеро сариантов с арбалетами, взятыми наизготовку. Они явно охраняли человека, который стоял сейчас по грудь в воде и истово молился. После каждой очередной молитвы он окунался с головой в озеро, а вынырнув, начинал все заново. Присмотревшись к странному купальщику (вода в озере явно была очень соленой, потому как даже на берегах лежал слой серой соли), Венцеслав вдруг гневно скрипнул зубами.
– Ты не ошибся, мой мальчик, это тот самый фон Плоцке, – с ненавистью в голосе проговорил Горислав, опуская товарищу руку на плечо. – Ничего, придет время – сквитаемся…
У Свида же при упоминании имени маршала в глазах засверкал огонек безумия. Крепко сжав свой самодельный нож, он подался вперед, словно намереваясь немедленно расправиться с человеком в озере. Однако Стоян, не упускавший отныне таваста из виду, пригвоздил его тяжелой ручищей к земле. Тот в ответ зашипел, как потревоженная змея.
– Что делать будем? – спросил Носок у старшего из русов. Он уже догадался, что тот по меньшей мере боярин, а значит, хорошо смыслит в воинской науке. Потому и уступил без лишних слов право командования их ватагой.
– К сариантам-сторожам подберемся вон по той ложбинке, – ответил после недолгой паузы Горислав. – Но снять их надо как можно тише. Ползти по-змеиному, чтоб ни один кустик не шелохнулся!
Сарианты, стерегущие коней, выглядели настороженными. Окружающая местность казалась им отчего-то враждебной. Да и дурные предчувствия одолевали. Будучи ветеранами, побывавшими не в одной переделке, они привыкли доверять своей интуиции, не раз спасавшей их от гибели. Но сегодня норны[100] отвернулись от них.
Снять сторожей поручили Венцеславу, Стояну и Свиду. Поначалу третьим Горислав намеревался послать Носка (как опытный воевода, он мог с одного взгляда определить, чего стоит тот или иной ратник), но Свид, с вызовом сжав в руках нож, заявил резко и категорично:
