Жозе Аленкар - Гуарани
— Ну, если вы этого так уж добиваетесь, придется удовлетворить ваше любопытство. Я запомнил, что приказ дона Антонио, — итальянец сделал ударение на последних словах, — требует, чтобы вы прибыли в «Пакекер» немного раньше шести, чтобы у вас было время прослушать молитву.
— У вас необыкновенные способности, сеньор Лоредано, и жаль, что вы растрачиваете их по мелочам.
— А что же, по-вашему, можно еще делать в этом сертане, если не глядеть на таких, как ты сам, и подмечать все, что они делают?
— Действительно, неплохое занятие.
— Превосходное. Просто я замечаю то, что происходит на глазах у всех остальных и чего никто, кроме меня, не видит, потому что никто не хочет дать себе труд хорошенько вглядеться, — сказал итальянец с тем же напускным простодушием.
— Ну, положим, для этого надо прежде всего быть человеком любопытным.
— Что вы, напротив, это в порядке вещей: юноша, срывающий цветок или гуляющий ночью при свете звезд. Что может быть естественнее?
На этот раз Алваро побледнел.
— А знаете что, сеньор Лоредано?
— Нет, по узнал бы, если бы вы соблаговолили сказать.
— Мне что-то начинает казаться, что ваша привычка все подмечать завела вас чересчур далеко; вы сделались ни больше ни меньше, как шпионом.
Итальянец высокомерно поднял голову и схватился за рукоять длинного кинжала, который висел у него на поясе, однако в то же мгновение сдержал себя, и лицо его приняло прежнее выражение благодушия.
— Вы изволите шутить, сеньор кавальейро?..
— Ошибаетесь, — ответил Алваро, пришпорив коня и приблизившись вплотную к итальянцу, — я говорю совершенно серьезно, вы подлый шпион! И ей-богу, если вы скажете еще хоть слово, я размозжу вам голову, как ядовитой змее.
Ни один мускул не дрогнул на лице Лоредано; он продолжал оставаться спокойным, только, пожалуй, на месте былого равнодушия и сарказма появилась энергия и злоба, и от этого черты его стали еще суровее.
Посмотрев на кавальейро жестким взглядом, он ответил:
— Раз вы стали говорить со мной таким тоном, сеньор Алваро де Са, я должен сказать, что не вам мне грозить; пора бы вам знать, кто из нас двоих должен бояться!
— Вы забыли, кто перед вами! — высокомерно сказал Алваро.
— Нет, сеньор, я ничего не забыл; я помню, что вы мой начальник. Но, несмотря на это, — добавил он приглушенным голосом, — помню и то, что ваша тайна в моих руках.
Придержав коня, итальянец выждал, пока Алваро опередит его, а потом примкнул к остальным всадникам.
Отряд продолжал свой путь по лесной просеке и выехал на одну из тех полян тропического леса, которые похожи на внутренность храма, — так огромны их зеленые купола.
В это мгновение лес вдруг задрожал от страшного рева. Пронзительное эхо огласило безмолвие сельвы. Всадники побледнели и переглянулись; все зарядили аркебузы и медленным шагом двинулись дальше, напряженно вглядываясь в чащу деревьев.
IV. ПОЕДИНОК
Когда всадники выехали на лесную поляну, глазам их предстало весьма любопытное зрелище.
Под огромным сводом деревьев, прислонясь к опаленному молнией стволу, стоял молодой индеец.
Простая туника, которая у индейцев носит название «аймара», затянутая поясом из ярко-красных перьев, доходила ему до колен, плотно облегая его стан, стройный, как тростник.
Золотистые отблески играли на его медного цвета коже, оттененной прозрачно-белой тканью; коротко остриженные черные волосы; резко выступающие надбровные дуги; большие черные глаза, с несколько скошенным разрезом; живые, искрящиеся зрачки; хорошо очерченный рот с двумя рядами белоснежных зубов — все это придавало слегка удлиненному овалу его лица какую-то первозданную красоту. Это были изящество, сила и ум, слитые воедино.
Голова его была повязана кожаною лентой, слева в эту ленту были воткнуты два ярких пера; выгнутые дугою, они своими черными остриями касались его гибкой шеи.
Индеец был высокого роста и хорошо сложен; на лодыжках его крепких и мускулистых ног, выносливых в ходьбе и быстрых в беге, красовались браслеты из желтых орехов. Правая рука, державшая лук и стрелы, была опущена; левой он опирался на длинную деревянную рогатину, почерневшую от огня.
Возле него на земле лежал инкрустированный клавин20, небольшой кожаный мешок, должно быть с дробью, и великолепный фламандский нож, из тех, что впоследствии были запрещены и в Португалии и в Бразилии.
Индеец стоял, подняв голову и устремив взгляд на густую листву шагах в двадцати от него, — листва эта чуть заметно шевелилась.
Там, в глубине, можно было различить медлительные и плавные движения какого-то зверя; видна была его блестящая, черная с коричневыми крапинами спина, а по временам в темноте вспыхивали две светящиеся точки, стекловидные и бледные, похожие на отблески кристаллических камней, задетых лучами солнца.
Это был огромный ягуар. Передними лапами он упирался в толстый сук, а задними — в другой, более высокий; выгнув спину, зверь приготовился к гигантскому прыжку.
Длинным хвостом он хлестал себя по бокам; чудовищная голова его шевелилась, как будто ища лазейки в листве. Свирепая усмешка перекосила его черную пасть и обнажила ряды желтых зубов; раздутые ноздри жадно вбирали воздух и, казалось, наслаждались уже запахом крови.
Индеец улыбался; небрежно прислонившись к высокому стволу, он внимательно следил за каждым движением зверя и ожидал нападения с безмятежным спокойствием человека, который смотрит на приятное ему зрелище. И только его неподвижный взгляд говорил о том, что он готовится к защите.
Так, в течение нескольких мгновений, ягуар и индеец глядели друг на друга, не отрывая глаз; хищник уже напрягся, собираясь кинуться на своего противника, как вдруг на поляне появились всадники.
Ягуар стал озираться вокруг; глаза его налились кровью, шерсть вздыбилась — он замер на месте, заколебавшись и не решаясь напасть.
Индеец, который при первом движении зверя согнул было слегка ноги в коленях и сжал в руках рогатину, снова выпрямился; не меняя занятой позиции и не отрывая глаз от ягуара, он увидел справа от себя остановившихся всадников.
Тогда он простер руку поистине царственным жестом — да он и действительно был царем здесь, в лесу, — и сделал всадникам знак следовать своей дорогой.
Когда же итальянец, сняв с плеча аркебуз, начал целиться в хищника, индеец гневно топнул ногой и, указав рукой на зверя, воскликнул:
— Мой он! Мой!
Слова эти были сказаны по-португальски и произнесены мягко и звучно, но в голосе слышались энергия и решимость.
