Фредерик Марриет - Браконьер
Зная, что Байрс ночует в трактире, он перед вечером, еще засветло, зашел туда и сказал разносчику, что задумал пойти на охоту не завтра, а сегодня же в ночь, и что не лучше ля будет Байрсу прийти за дичью не во вторник, а теперь же, в эту же ночь, не в коттедж, а в такое-то место в лесу. Байрс согласился так сделать, а сам решил предупредить обо всем смотрителя, чтобы тот мог изловить Рошбрука. Назначено было и время для встречи — два часа ночи.
Рошбрук был уверен, что Байрс уйдет из трактира за час или за два до назначенного времени, чтобы успеть предупредить смотрителя. Поэтому он спокойно дождался двенадцати часов и тогда взял ружье и ушел, не взяв с собою ни собаки, ни Джо. Джен заметила это и догадалась, что муж идет не на охоту, а для того, чтобы привести в исполнение свой план мести. Она стала смотреть, куда он пойдет, и увидала, что он пошел ее в лес, а по дороге в трактир. В ужасе, что непременно случится несчастье, она разбудила Даю и упросила его пойти вслед за отцом, последить за ним и постараться удержать его. Говорила она торопливо, взволнованно и бессвязно, так что Джо понял только, что за отцом надобно следить и смотреть, что будет, а что, собственно, должен он делать — он так и не узнал. Позвав Немого я надев сумку, которая была теперь, пожалуй, и не нужна, мальчик поспешно вышел.
Ночь была темная, месяц еще не вставал, и очень холодная. Но к темноте и к холоду Джо давно привык. Самого его не было видно, но он отчетливо видел все предметы. Вскоре он дошел до ограды трактира. Немой собрался идти туда, из чего мальчик заключил, что отец где-нибудь недалеко. Он пригнул собаку рукой к земле, присел сам и стал ждать.
Минут через пять из трактира вышла темная фигура и быстрыми шагами пошла по репному полю. Вскоре показалась откуда-то другая фигура, в которой Джо узнал отца, и стала украдкой догонять первую. Немного подождав, Джо пошел следом за обеими фигурами, сопровождаемый Немым. В таком порядке все трое приблизились к лесу. Тут Рошбрук пошел быстрее, то же самое сделал и его сын, так что все три группы стали быстро сближаться между собою. Байрс — это он вышел из трактира — шел мимо опушки, не подозревая, что за ним гонятся. Рошбрук был теперь от разносчика в пятнадцати ярдах, такое же расстояние было между отцом и сыном. Вдруг Джо услыхал звук взводимого курка.
— Отец! — негромко сказал Джо. — Не де…
— Кто там? — крикнул, оборачиваясь, разносчик. В ответ ему сверкнул и прогремел выстрел. Разносчик упал в кусты дрока.
— Отец! Отец! Что ты сделал! — вскричал, подбегая, мальчик.
— Ты здесь, Джо? — сказал Рошбрук. — Зачем ты здесь?
— Меня мать послала.
— Чтобы против меня оказался свидетель! — в ярости вскричал отец.
— О, нет, не для этого, а для того, чтобы тебя удержать. Отец, что ты это сделал?
— Я сделал то, о чем уже теперь же сожалею, — отвечал тот мрачно. — Но дело сделано и…
— И что, отец?
— И я теперь, кажется, убийца, — отвечал Рошбрук. — Но он подлец, он сделал на меня донос, меня сослали бы на каторгу, и я провел бы остаток своей жизни в кандалах из-за нескольких штук фазанов! Пойдем домой.
Он сказал это, а сам не двигался с места. Опираясь на ружье, он пристально смотрел на то место, где упал Байрс.
Джо стоял с ним рядом. Оба молчали. Так прошло минуты три. Наконец, Рошбрук сказал:
— Джо, мой мальчик, в свое время я часто убивал людей и спокойно после этого засыпал по ночам. Но то было на войне, я был солдат, это был мой долг, мое ремесло. А теперь я не в силах взглянуть на этого человека. Он был мой враг, но я его убийца — я это чувствую… Послушай, мальчик, подойди к нему — тебе нечего бояться встречи с ним — и посмотри, действительно ли он мертв.
Джо, вообще ничего никогда не боявшийся, на этот раз почувствовал страх. Ему нередко приходилось пачкать руки кровью зайцев и птиц, но мертвых людей он еще не видывал. Он медленно и весь дрожа направился в темноте к кустам дрока, где лежало тело. За ним нерешительно поплелся Немой, поднимая сперва одну лапу и делая паузу, потом поднимая другую, и когда они приблизились к телу, умный пес поднял голову и завыл так мрачно, так зловеще, что наш маленький герой невольно отпрянул назад. Впрочем, Джо скоро опомнился и опять подошел к телу. Наклонившись над ним, он мог разглядеть только общие очертания. Он прислушался — дыхания не было и признака. Позвал разносчика по имени — не получил ответа. Приложил руку к его груди и сейчас же отдернул ее: рука оказалась вся в теплой крови.
— Отец, он мертв, совершенно мертв, — прошептал, возвратившись, Джо. Он весь дрожал. — Что теперь нам делать?
— Идти домой, больше ничего, — отвечал Рошбрук. — Да, это очень нехорошее, очень дурное дело…
Не сказав больше друг другу ни слова, Рошбрук и Джо вернулись с Немым в коттедж.
ГЛАВА V. Грехи отца взыскиваются на сыне
В отсутствие мужа Джен нестерпимо тревожилась и тосковала, стараясь уловить малейший звук. Каждые пять минут она приоткрывала дверь и поглядывала, не возвращается ли Рошбрук. Постепенно тревога ее дошла до высшей точки. Бедная женщина положила голову на стол и заплакала. Это ее не облегчило. Оля места себе не находила от тоски. Наконец, она упала на колени и стала молиться.
Молча взывала она ко Всемогущему, когда в дверь коттеджа послышался стук. Муж возвратился. Он казался угрюмым и пасмурным и, войдя, так небрежно бросил ружье, что оно упало на пол и звякнуло. Уже это ода» заставило Джен почувствовать неладное. Рошбрук сел, не говоря ни слова. Прислонясь к спинке стула, он уставился глазами в потолок, глубоко о чем-то раздумывая и как будто даже не замечая присутствия жены.
— Что случилось? — спросила Джен, с трепетом кладя руку ему на плечо.
— Не говори со мной, — отвечал он.
— Джо, что такое произошло? — шепотом спросила она у мальчика. — Что он сделал?
Джо не ответил, только показал свою руку, всю красную от присохшей к ней крови.
Джен слабо вскрикнула, упала на колени и закрыла себе лицо руками, а Джо пошел в кухню смывать с себя следы темного дела.
Через четверть часа Джо вернулся и сел на свой низенький стул. Никто не произнес ни слова.
Страшно тягостная вещь — предчувствие грядущего наказания за сделанное преступление. То, что переживали в эти минуты обитатели коттеджа, было прямо ужасно. Рошбрук был положительно подавлен нахлынувшими ощущениями. Раньше — крайнее возбуждение, с которым он не мог совладать и которое толкнуло его на убийство, теперь на смену этому Возбуждению — крайняя моральная прострация, полнейший упадок духа. Джен боялась и того, что теперь есть, и того, что будет потом. Глазам ее мерещилась виселица, ушам чудился кандальный лязг. Она предвидела грядущий позор, бедствия, страдания, угрызения совести для своего мужа и терзалась за него сама. Джо, бедный мальчик, терзался за обоих — и за отца, и за мать. Даже Немой взглядывал порою на Джо такими глазами, что казалось, будто и он, пес, понимает, что сделано безумное, злое дело. Никто не решался нарушить тяжкого безмолвия, которое прервал, наконец, бой часов на церковной колокольне, пробивших ровно два. Этот бой прозвучал для всех троих, как звон по покойнике, и сразу напомнил им как о временном, так и о вечном. Но вечное могло подождать, а временное было тут, у дверей. Нужно было что-нибудь предпринять. Через четыре часа начнется рассвет, и кровь убитого человека завопит к товарищам-людям об отмщении. Взойдет солнце и осветит темное дело, мертвеца найдут и принесут домой, соберутся судьи, и на кого тогда обратится подозрение?
