Дарья Плещеева - Булатный перстень
— Пройдите вперед. До спуска не более пяти шагов, я приму вас… — Моряк протянул руки и попросту снял Александру с заросшего кустами откоса. — Я вижу, вы не раздумали купаться.
— Нет. Я весь день мучилась от жары. В этом доме не любят плавать — есть только маленькая купальня для детей, там, выше по течению.
— Идем. Не бойтесь, на мелководье — прямо парное молоко, а дальше пуститесь вплавь, верхние слои еще теплые.
Александра потянула ленты, узел распустился, епанча соскользнула с плеч на траву.
— Что это на вас? — спросил Михайлов.
— Сорочка, подпоясанная на мужицкий лад, а вы думали — я тоже в набедренной повязке?
— Признаться, плавать в повязке, сделанной из рубахи, не так удобно, как хотелось бы.
Александра хотела было сказать, что в потемках, да еще и в воде, попытки соблюсти приличие нелепы, но вовремя сдержалась. Делать авансы кавалеру в такой обстановке опасно.
Оставив туфли на траве, возле епанчи, Александра ступила на серый речной песок и потрогала носком воду.
Михайлов преспокойно, в несколько шагов, забрел по пояс и пустился вплавь.
«Вряд ли это деликатность кавалера, не желающего, чтобы дама смущалась из-за своего фривольного наряда, — подумала Александра. — Просто в воде ему теплее, чем мокрому и голому — на берегу».
Она пошла следом, ощущая границу воды и воздуха, которая все поднималась и поднималась, до колен, выше, замерла на бедрах.
— Ну, что же вы? — спросил Михайлов. — Плывите сюда!
Александра сделала еще несколько шагов, легла на воду и поплыла.
Мир человека, плывущего ночью, резко меняется. Река, которую, казалось, можно пересечь днем в несколько гребков, вдруг раздастся вширь, берега исчезают, и остается лишь бескрайняя водная равнина.
— Каково? — спросил, подплыв, моряк. — Вы ногами, ногами бойчее шевелите, у пловцов вся сила в ногах. А устанете — ложитесь на спину отдохнуть.
— Как это — отдохнуть? — удивилась Александра.
Плавать она училась вместе с деревенскими девчонками: саженками, по-собачьи и по-лягушачьи, о других «стилях» поселяне Спиридонова и не подозревали.
— А вот так, — моряк, перевернувшись и раскинув руки и ноги, растянулся на воде, позволяя течению нести себя. — Главное — уравновесить тело и сохранять правильную ватерлинию, проходящую через ухо.
— Я этих ваших морских слов, сударь, не понимаю, — обиделась Александра, торопясь за ним привычным образом.
Михайлов пустился в объяснения и поклялся, что опасности никакой нет, стоит лишь преодолеть страх, как все получится. Затем подвел руки под спину Александры, помогая ей поймать верное ощущение.
Но итог его педагогики оказался неожиданным — Александра вдруг рассердилась.
Они были вдвоем, наедине, почти полностью раздеты — облепившая тело мокрая сорочка уже преградой не являлась. А этот «естественный человек» словно не понимает, что рядом с ним молодая женщина! Он даже не пытается чуточку сжать пальцы, чтобы это походило на ласку! Ей нужно было совсем немного — попытка объятия, чтобы убедиться — они не играющие в реке детишки, а женщина и мужчина. Азарт — великая сила, подвигающая человека порой на экстравагантные поступки. Как — непонятно, может, и впрямь что-то испугало Александру, какой-то водяной житель, пробиравшийся по своим рыбьим делам.
— Что это было?! — вскрикнула Александра, ухватившись за плечи моряка.
— Ничего страшного. Осьминоги здесь не водятся.
Михайлов поддерживал Александру так, словно рядом какая-то перепуганная восьмидесятилетняя старушка. И это было невыносимо.
— Ах, опять, опять! — воскликнула Александра, приникая к широкой груди извечным движением испуганной женщины, ищущей спасение в мужском объятии.
— Может, щука? — неуверенно предположил Михайлов, все еще не понимающий игры.
— Я не знаю! Скользнуло вдоль ноги, такое толстое…
— Давайте-ка выйдем на берег, — предложил моряк.
Но на берегу повторить проказу Александра бы не смогла.
— Нет, не надо… не съест же меня эта щука!.. — запротестовала она.
— Ну, тогда есть еще одно решение! — и Михайлов подхватил Александру на руки. Волей-неволей она должна была обнять его за шею. И тут на нее напал смех: — Мы как греческие водяные божества! Тритон и наяда! — пояснила она. — Отчего никто не рисует их с мокрыми волосами? Вот была бы потеха!
Ее коса уже давно намокла и отяжелела, а русые кудри Михайлова от воды развились и прилипли к щекам.
— Тритон — это тот, что с хвостом? — осведомился моряк. — Наяда в мокром хитоне, который являет все ее формы?
— Да…
И они стали целоваться.
Если в тот миг где-то поблизости находился Купидон, то он не летал, а плавал вокруг молодых людей со своим луком, и даже нырял, целясь золотой стрелкой не в сердце, а куда как ниже…
Глава вторая
ДВА ПЕРСТЕНЬКА
Шведскому королю возжелалось мировой славы. Получив от турок сколько-то денег, сказывали — чуть не пять миллионов золотом в неведомой монете, он возомнил, отомстить России за турецкое поражение в прошлой войне. А удачный исход прославила бы его имя и в Азии, и даже в Африке.
На что Густаву слава в Африке, кой с нее прок для Швеции — неизвестно. Он, верно, и сам этого не знал, когда сообщал о своих планах другу, барону Армфельду. Пятидесятитысячная армия была готова — требовался лишь повод, и сгодился бы любой, даже дурацкий.
Повод дал российский посол в Швеции граф Андрей Кириллович Разумовский. Выполняя распоряжение государыни, он писал к министру иностранных дел, прося объяснить желание Швеции вооружаться. Слова, коли перевести на русский, были таковы: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что Ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго Ею в сохранении их спокойствия».
Видимо, граф слишком хорошо угадал мысли государыни — коли она считает шведского Густава полоумным, то обращаться к нему разумнее через его голову — к тем, кто покамест в своем рассудке. И тем очень обрадовал Густава — тот увидел в миролюбивом послании «казус белли». Разумовский был объявлен в Швеции persona non grata[1] и выслан за вмешательство во внутренние шведские дела и связь с некими мифическими заговорщиками-шведами, противниками короля. Были ли таковые на деле — неведомо; или придуманы для сей оказии сознательно.
А за день до изгнания посла Густав отправил государыне ультиматум: сперва наказать Разумовского, затем вернуть Швеции все, что Россия отняла у нее, начиная с первых побед Петра Великого, и, наконец, чтоб не мелочиться, — вернуть Турции Крым, завоеванный в 1783 году.
