Бен Кейн - Дорога в Рим
— Полегче, — рявкнул тот. — Задушишь!
— Прости. — Петроний ослабил хватку. — Смотри, Цезарь решил прыгать.
Ромул глянул назад. На фоне пламени, охватившего восточную гавань, виднелась проворная фигура главнокомандующего, не так давно ободрявшего легионеров перед лицом врага. Теперь, когда приходилось спасаться бегством, ему было не до дисциплины. Скинув шлем с поперечным гребнем, алый плащ и золоченый панцирь, он дождался стражников и затем, зажав в руке несколько пергаментных свитков, спрыгнул с поручня в море. Охрана последовала за ним, подняв вокруг главнокомандующего тучи брызг, — теперь, плотно окруженный легионерами, он поплыл к Фаросу, держа пергаменты над головой, чтобы не замочить.
— А он храбр, клянусь Митрой, — заметил Ромул.
Петроний усмехнулся.
— Цезаря ничем не испугать.
Россыпь стрел и камней вспенила воду, словно напоминая, что нельзя мешкать. Главная часть египетского войска по-прежнему наступала на когорты, застрявшие на пристани, остальные спешили к Гептастадиону, откуда можно было невозбранно осыпать снарядами беспомощных легионеров, пытающихся уйти вплавь.
Меткость пращников повергала Ромула в ужас. Сполохи пожара не так уж ярко освещали воду, к тому же египтянам приходилось стрелять с пристани сверху вниз, а беглецов прикрывала отбрасываемая Гептастадионом тень, — и все же надежды Ромула уйти невредимым таяли на глазах. Камни размером с половину куриного яйца, заложенные в пращу и раскрученные над головой, уже летели в римлян. За первым залпом последовали другие; снаряды резали воздух, вздымая при падении фонтаны брызг, и каждый раз Ромул непроизвольно сжимался. Камни и стрелы, попадая в голову, убивали на месте или — если стрела не угодила сразу в щеку или в глаз — оглушали, и безжизненное тело уходило под воду.
Мишеней для вражеских пращников и лучников вскоре поубавилось, хотя ни Цезаря с телохранителями, уплывшего дальше остальных, ни Ромула с товарищами вражеские снаряды не задели. Впрочем, долго им не продержаться — на Гептастадионе, тянущемся параллельно их пути, Цезаревых войск нет, и египтянам ничто не помешает обстреливать беглецов оттуда.
— Скорее! — подгонял Тарквиний.
Град камней и стрел с плеском вспенил воду в двадцати шагах. У Ромула забилось сердце; затылком он чувствовал прерывистое дыхание Петрония. Их обнаружили! Ромул изо всех сил заработал руками, стараясь не глядеть по сторонам.
— Пращники у них меткие, — пробормотал Петроний. — В сноп соломы попадают за шестьсот шагов.
Камни посыпались ближе. Ромул против воли не мог оторвать глаз от четких силуэтов египтян — враги с хохотом перезаряжали пращи. Вот кожаные ремни вновь взметнулись над головами, и ночной воздух дрогнул завораживающим гулом.
Слава Митре, остров приближался. Цезарь, выбравшийся на берег, уже отдавал приказы, отряжая легионеров защищать эту сторону Гептастадиона. Ромул облегченно выдохнул: спасение маячило все ближе, а стоит оттеснить египтян — и передышка не за горами. Вот тогда-то Тарквинию и придется выложить всю правду про драку у публичного дома.
Гаруспик, по-прежнему плывущий впереди, обернулся что-то сказать и встретил взгляд Ромула — твердый, исполненный решимости. Слова застряли у Тарквиния в горле, зато молчаливый обмен взглядами стоил тысячи речей и всколыхнул в душе Ромула бурю враждебных чувств. Да, он обязан другу многим, но ведь по милости Тарквиния пришлось бежать из Рима! Без него жизнь пошла бы по-другому! Ромул вспомнил рудис — простой деревянный меч Котты, его учителя в лудусе, и сдвинул брови: такой меч уже принадлежал бы и ему самому…
Тарквиний выпрямился — под ногами стелилась отмель.
Пращники, злобно вопя, отчаянно старались достать ускользающую троицу; торопливо выпущенные камни бесцельно шлепались в воду.
Калиги Ромула коснулись дна, зачавкала под ногами грязь. Петроний с облегчением вздохнул: гребок-другой — и он тоже встал на ноги. Ослабив хватку, легионер похлопал Ромула по плечу.
— Спасибо, парень. Я твой должник.
— Отплатишь, заждаться не дадут. — Ромул указал на главное войско египтян, собирающееся атаковать Гептастадион.
— Все в строй! — крикнул ближайший центурион, будто дожидался слов Ромула. — Каждый меч на счету!
— Лучше подчиниться, — посоветовал Тарквиний.
Это были его последние слова.
Пущенный из пращи камень, со свистом пронесшись между Ромулом и Петронием, ударил Тарквиния в левую скулу, с хрустом проломив кость. Накренившись от удара и приоткрыв рот, словно в беззвучном вопле, гаруспик навзничь упал в воду, доходившую ему до пояса, и в полубеспамятстве осел на дно.
Глава II
ЙОВИНА
Окрестности Рима, зима 48 г. до н. э.
— Фабиола! — разнесся в тишине голос Брута. — Подъезжаем!
Доцилоза приподняла тканый полог носилок, позволяя госпоже выглянуть наружу. Хотя рассвет только занимался, путники были в дороге уже третий час — правда, женщинам и в голову не приходило жаловаться на ранний подъем: обеим хотелось скорее попасть в Рим, домой. Любовник Фабиолы Децим Брут спешил не меньше — Цезарь, застрявший с несколькими когортами в Александрии, поручил ему переговорить с Марком Антонием, начальником конницы: для прорыва египетской блокады, из которой Бруту с Фабиолой только что удалось ускользнуть, требовались новые войска.
При виде каменных гробниц, тут и там мелькающих за растущими вдоль дороги кипарисами, сердце Фабиолы забилось сильнее. Сооружать внушительные кенотафы на самых подступах к Риму могли лишь немногие богачи; строения, бросающиеся в глаза любому путнику, помогали хрупкой человеческой памяти хранить воспоминания об умерших. Да, Брут прав: столица уже близка. Все пути в Рим походили один на другой, бегущая перед Фабиолой дорога из Остии — римской гавани — мало отличалась от южной Аппиевой дороги, пусть и гуще других усеянной гробницами. Здешние усыпальницы с крашеными статуями, изображающими богов и предков усопших, стали приютом разбойников и дешевых шлюх — редко кто отваживался ходить здесь ночью. Даже сейчас, в предрассветном сумраке, колеблемые ветерком деревья и едва проступающие сквозь мрак строения таили угрозу, и Фабиола только порадовалась, что их сопровождает полцентурии отборных легионеров и ее верный телохранитель Секст.
— Наконец-то примешь вожделенную ванну, — улыбнулся Брут, подъезжая ближе.
— Хвала богам, — отозвалась Фабиола; ее дорожные одежды промокли от пота и липли к телу.
— Я вчера выслал гонца — он проследит, чтобы к нашему приезду все приготовили.
