Владимир Прасолов - Золото Удерея
- А когда она вернется, не слыхала?-
- Люди говорят, отец отправил ее с приказчиком в Енисейск, товары для лавки закупать, да погостить у родичей, вернется …-
- Это с каким приказчиком?-
- Да новый, выписал его Никифоров, откель не знаю, но, говорят, в торговле понимает, большую лавку рубят по его разумению на берегу. Вот для этой лавки и поехали за товаром.- Совсем плохо на душе стало Федору после мамкиных рассказов. Посерел лицом парень, схватил ведра и ушел. Вечером, когда на дальнем конце села, там, где берег реки не был так крут, заиграла гармонь, зазывая молодежь на гулянье. Федор, надев белую косоворотку, подпоясавшись еще отцовским шитым кушаком и начистив до блеска новые сапоги, отправился туда. Чуть впереди, под руку, медленно шли его сестры Вера и Катерина. Длинные русые косы с вплетенными китайскими лентами, спускались по их стройным спинам, тяжело покачиваясь в такт шагов. – Заневестились сестренки - думалось Федору. Он невольно загляделся на их стройные фигуры, походкой Катерина была чем-то похожа на Анюту. Защемило сердце. Федор, слегка загрустив, уже хотел повернуть назад, уйти одному на старое место свиданий, под скалу Колокольчик, но передумал и пошел на веселый шум голосов. Ярко горевший костер освещал большой круг, по которому ближе к огню стайками стояли девчата, чуть поодаль, дымя табаком, прохаживались парни. Гармонист, взяв перерыв, курил в окружении самых бойких девчат наперебой болтавших о чем - то. Стоило Федору выйти к свету, они почему- то замолкли и, поглядывая на него, прыснули смехом. Федор, сделав вид, что ничего не заметил, направился к своим знакомцам с Нижней улицы. – Привет други!- приветствовал он их. – Здорово Федор, когда вернулся, как там на островах? Как укосы?- Обступив, засыпали его вопросами парни. Все были рады его приходу, не виделись давно, жали руки, дружески хлопали по плечам, угощали табаком. Федор отвечал, весело шутил. В это время медленная мелодия разлилась над рекой и девчата, разбиваясь парами и сходясь, пошли замысловатым хороводом. Парни невольно замолчали, выглядывая своих подружек в этом цветном и нарядном шествии. Через какое то время гармонь, на секунду примолкнув, взорвалась плясовой и пошла - поехала разудало и широко народная пляска. Парни, выделывая замысловатые колена, как бы состязались с девчатами. Девушки по очереди выходили в круг и их плавное движение сопровождалось быстрой дробью каблучков, и взлетами рук, и гордым взглядом, и озорными улыбками. Музыка то замирала, то взрывалась. То замирала, то взрывалась и энергия пляски в разгоряченных молодых сердцах. Длинные юбки, вздымаясь на секунду, оголяли стройные колени в белых кружевах тонких одежд завораживая парней, бросавшихся в присядку и не щадящих каблуков перед очередной молодицей. Не устояв, с разбойным свистом ворвался в круг и Федор. Крутанувшись на месте, он прошел в присядку перед плясавшей девицей и, вскинув руки, закружил вокруг нее в неистовом притопе. Девица ответила не меньшей ловкостью и сноровкой и они, то сходясь, то расходясь в круге, долго отстаивали свое право на первенство в танце. Наконец, притворно сдавшись, Федор уступил и она повела его гордо и счастливо улыбаясь за собой по кругу, кружась и пританцовывая не отставал от нее Федор, всем видом своим показывая, что нет краше этой девушки на всем свете белом. Красив был танец, красивы были плясуны, и от того всем было весело и задорно на сердце. Уставший гармонист опустил руки и мелодия закончилась, но тут же звонкие девичьи голоса полились в песне, захватившей и понесшей их души своей нежностью и красотой. Парни, утираясь носовыми платками, вынимали кисеты с табаком и тихо делились впечатлениями. Гулянье только начиналось. Федор отошел к своим и закурил. Песня, грустная и протяжная замерла. Вновь зазвучала гармонь оживленно и неприкаянно, озорно и зовуще. Частушечный напев с короткими выходами сгустил толпу. Федор оставался в стороне и слушал озорные и веселые частушки. Взрывы смеха сопровождали их. Вдруг что - то резануло его слух.
- Федор долго сети ставил
Осетра хотел поймать!
А Никифоров отправил
Дочку замуж выдавать!-
Словно ледяной водой окатило и полоснуло по сердцу. Он, сначала, кинулся было в толпу, но, остановившись, развернулся и быстро исчез в темноте. За спиной взрывы хохота сопровождали очередную частушку. Наверное, никто и не обратил внимания на его уход, слишком много было веселья и шума, но он отчаянно побежал, что бы не дай бог, кто-нибудь увидел его и остановил. – Вот значит как! Значит, не просто отправил Анюту отец! – билось в его разгоряченном мозгу. Все в нем клокотало от обиды и ярости. Он бежал по берегу, спотыкаясь о камни, пока не выбился из сил. Спустившись к воде, снял рубаху и долго обливал разгоряченную голову и грудь водой. – Не может того быть, не может Анютка согласиться! – Убеждал он себя. Но чем больше он себя убеждал, тем меньше верил в это. Обхватив колени, он сел на камень и долго смотрел на воды плавно текущей реки. Длинная лунная дорожка, переливаясь серебром, успокаивала. Чья то рука легла ему на плечо. Он, вздрогнув от неожиданности, отшатнулся. – Федя. Это я, Ольга, не признал?- в лунном свете перед Федором стояла девушка, высокая и стройная, в длинном сарафане, мягко облегавшем ее юный, но уже женственный стан. – Ты чего здесь?- Спросил Федор. – А ты чего? Все там, на гулянье, а ты один?-
- А я не один – спокойно ответил Федор, вглядываясь в ее глаза.
- А с кем же ты?-
- А с тобой! –
- Ишь ты, какой верткий! Это ты сейчас со мной, а чего с гулянья ушел?-
- А ты чего ушла?-
- А ты ушел, и я ушла!-
- Эт почему?-
- Потому, не интересно стало!-
- А со мной интересно?-
Даже в лунном свете Федор увидел, как вспыхнуло девичье лицо, как взметнулись ее брови и она рванулась в темноту. Но Федор успел ухватить девичью руку. Притянув ее к себе, Федор встал и почувствовал, как уже без насилия, сама прижалась Ольга к его груди. Еле слышно прошептали ее губы. – С тобой интересно…-
Только по утренней зорьке вернулся Федор домой. Горластые петухи уж третий раз орали в селе, когда он, забравшись на сеновал, упал в дурманящее пахучее сено. Мать, поутру, управляясь со скотиной, не стала будить сладко спавшего сына. Прикрыв его разметавшееся в свежем сене тело медвежьей шкурой, она перекрестила спавшего, беззвучно ее губы прошептали одну ей известную молитву, берегущую сон родного сыночка. Вот и спал Федор крепко, без сновидений, а часа через два проснулся отдохнувший и бодрый.
-Маманя, приготовь харчи в дорогу дня на три, пойду седни, зимовье тятино надо посмотреть да поправить – сказал Федор, войдя в избу.
