Станислав Пономарев - Быль о полях бранных
Анвар-Ходжа раздел раненого до пояса и проверил, насколько глубоко в тело проник наконечник стрелы.
— Может ли он сейчас сказать что-нибудь? — спросил султан у лекаря, увидев, что лицо незнакомца порозовело.
— Дух его витает покамест в небесах, — ответил табиб. — Крови он много потерял. Но замерзнуть не успел... Все в руках Аллаха. Сейчас попробую.
Старик достал из-за пазухи пузырек с какой-то жидкостью, открыл его и поднес горлышко к лицу раненого. Тот чихнул, открыл глаза, медленно обвел неясным взором людей в шатре, остановился на Али-султане и прохрипел:
— У-у, Токтамыш дунгыз, — и снова впал в забытье.
Али вздрогнул и, словно не поняв родного языка, спросил:
— Что он сказал?
— Токтамыш свинья, — растерянно повторил кто-то из нукеров. — Но при чем тут Токтамыш?
— А может, он сам Токтамыш?
— Нет! — возразил только что протиснувшийся в шатер Аляутдин-мухтасиб[25]. — Я знаю Токтамыша, видел его дважды в Отраре и Сыгнаке. Молодой кюряган[26] высок ростом и не так плотен телом. И этот человек намного старше его.
— Тогда зачем он упомянул имя этого ублюдка? — спросил Али-ан-Насир.
— Может быть, Токтамыш где-нибудь рядом? — быстро сказал Аляутдин и, склонившись к самому уху повелителя, прошептал: — Может быть, ублюдок Токтамыш идет с войском на Сарай ал-Джедид, чтобы тебя убить и трон твой под себя взять?
Султан побледнел:
— Ты хочешь сказать, что этот человек спешил предупредить меня о грозящей беде?
— Все может быть.
— Где бакаул[27]? — внешне спокойно спросил Али-ан-Насир, хотя готов был от ужаса вскочить в седло и скакать сломя голову в неведомую даль.
— Я здесь, о Могучий! — предстал перед султаном высокий рыжебородый татарин с властным взором.
— Тагир-бей, прикажи послать дозоры в степь на восход солнца. Я должен знать, не ведет ли на нас войско кто-нибудь из Кок-Орды. И поставь тумен[28] на этом пути...
— Слушаю и повинуюсь! — склонил голову главнокомандующий.
— Сам будь в тумене начальником.
— Да будет так! — согласился Тагир-бей и исчез за полами шатра.
Вскоре зычный голос его прозвучал неподалеку, а топот копыт возвестил о том, что воля султана исполняется без промедления.
— Сагадей, ты при бакауле будь. Заставь его действовать, в случае чего, — почти на ухо тысячнику прошептал Али. — Ты мой самый верный слуга и защитник.
Страшное, посеченное лицо нойона помягчело на миг. Он кивнул, крикнул своих телохранителей и ринулся вслед за Тагир-беем.
— Анвар-табиб, укутай этого человека потеплее, — Али-ан-Насир показал на раненого, — и вези его, не мешкая, в мой дворец. Там батыра лечить будешь. Эй, нукеры, помогите ему!
Властитель выскочил наружу, птицей взлетел в седло и погнал коня на запад. Охрана и приближенные пристроились следом. Оставшиеся спешно разбирали шатер...
Все время, пока правитель Золотой Орды скакал в свою столицу, бежал по ступеням дворца, приказывал созвать совет сановников и те спешно сходились у дверей тронной залы, его не покидал страх. Страх за свою жизнь, страх быть изгнанным, страх потерять власть и все сущее с ней. Про охоту, которой Али так азартно предавался еще недавно, он позабыл напрочь...
С тех пор как могучий Бату-хан[29] оставил свой трон наследникам, многое изменилось в этом мире. Почти сто тридцать лет прошло, а где былое величие монголов? Монголы. Где они сами? Безбрежное море кипчаков[30] поглотило их.
«Выходит, Бату-хан для кипчаков создавал державу?!» — впервые подумал и изумился Али-ан-Насир...
Последнего настоящего и всевластного правителя огромного царства, простиравшегося от Иртыша до Дуная, султана Джанибека[31], зарезал собственный сын его Бердибек, и с того времени власть преемников Бату-хана стала ничтожной.
«А этот трон, — Али-ан-Насир сжал подлокотники золотого седалища, — урусы с тех пор зовут лобным местом — чурбаном для отсечения голов, плахой».
Сам Бердибек через два года тоже ушел в мир иной. Али напряг память и не мог вспомнить, как это произошло. Да и мудрено было вспомнить, ибо с тех пор в Сарае ал-Джедиде сменилось двадцать султанов. Двадцать! Иные садились на трон для того только, чтобы успеть назвать свое имя. А через неделю уже другой «великий хан» рассылал гонцов с вестью о своем воцарении. Не успевали и эти гонцы прискакать на место, как вослед им спешили другие с именем нового «могучего и всевластного» султана на устах...
По меркам того времени Али-ан-Насир правил долго — около полутора лет. Многие с изумлением глядели на него: засиделся! Но молодого правителя Высочайшей Орды поддерживал мощью своего меча Мамай-беклербек[32]. Секрета не было никакого, власть султана была чисто символической: Ордой правили эмиры — владетели крупных улусов.
Уже при Бердибеке царство Бату-хана распалось на шесть полусамостоятельных областей: Эски-Крым, Асторкан, Нохай-Орду, Булгар, Кок-Орду и Чинчи-Туру. И в каждом улусе был свой владетельный господин. Самые могучие среди них: Мухаммед-Урус — властитель Кок-Орды, земли которой при нем простирались от Аральского моря до Нижней Волги, и Мамай — хозяин почти всей Восточной Европы. По соседтству со столицей Золотой Орды тоже не слабый человек сидел — Хаджи-Черкес, эмир Асторканского улуса. И со всеми ими то сражался, то мирился Идиге-хан[33] — эмир Нохай-Орды.
Правители улусов — эмиры — должны подчиняться султану Высочайшей Орды. И они делали вид, что подчиняются. Правда, не все. Это в зависимости от того, чей ставленник сидит в Сарае ал-Джедиде.
Али-ан-Насира на золотой трон посадил эмир Мамай-беклербек. А поскольку ярым врагом Мамая был властитель Кок-Орды, то можно себе представить душевное состояние султана, когда он услыхал из уст раненого незнакомца имя Токтамыша — ближайшего сподвижника грозного Мухаммед-Уруса.
Молодой властелин внимательно следил за обстановкой на Востоке. Там постоянно звенели сабли. Безвестный ранее узбек Тамерлан[34] обрел небывалую силу, и его стремительные отряды всадников в косматых бараньих шапках и на высоких конях сначала отвоевали у монголов Бухару, а потом широко раздвинули границы приобретенных владений Железного Хромца.
Мухаммед-Урус так и не выполнил своего обещания захватить золотой трон Дешт-и Кыпчака: благо бы отбиться от притязаний Тамерлана на свой наследственный улус.
«Кто знает, может, они помирились, — думал Али-ан-Насир, — и Мухаммед-Урус наконец-то решился исполнить свое обещание. Тогда он пошлет впереди себя кого-нибудь из своих головорезов. Того же Токтамыша, например...»
