Александр Дюма - Черный тюльпан
Итак, никто, кроме заключенного, не находился там, где он должен был быть по предположению Грифуса.
С тех пор, как Роза ухаживала за тюльпаном, она так мало времени проводила с отцом, что только в обычное обеденное время, то есть в двенадцать часов дня, Грифус, почувствовав голод, заметил, что его дочь слишком долго дуется.
Он послал за ней одного из своих помощников. Затем, когда тот вернулся и сказал, что нигде не мог ее найти, Грифус сам пошел звать дочь. Он пошел прямо в ее комнату, но, несмотря на его стук, Роза не отвечала.
Позвали слесаря крепости, слесарь открыл дверь, но Грифус не нашел Розы, так же как Роза в свое время не нашла тюльпана.
Роза в этот момент въезжала в Роттердам. Поэтому-то Грифус не нашел ее и в кухне, так же как и в комнате, не нашел он ее и в саду, так же как и в кухне.
Можно себе представить ярость, в какую пришел Грифус, когда, обежав окрестности, он узнал, что дочь его наняла лошадь и уехала, как истая искательница приключений, не сказав никому, куда она едет.
Взбешенный Грифус поднялся к ван Берле, ругал его, угрожал ему, перевернул вверх дном весь его бедный скарб, обещал посадить его в карцер, в подземелье, грозил голодом, розгами.
Корнелиус даже не слушал, что говорил тюремщик, позволял себя ругать, поносить, грозить себе, оставаясь мрачным, неподвижным, неспособным ни к каким ощущениям, глухой ко всяким страхам.
После того, как Грифус в поисках Розы тщетно обошел все места, он стал искать Якоба и, не найдя его, так же как он не нашел своей дочери, он и заподозрил его в похищении молодой девушки.
Однако же Роза, сделав остановку на два часа в Роттердаме, вновь двинулась в путь. В тот же вечер она остановилась в Дельфте, где и переночевала, на другое утро прибыла в Гаарлем на четыре часа позднее, чем туда прибыл Бокстель.
Раньше всего Роза попросила проводить ее к председателю общества цветоводов, к господину ван Систенсу.
Она застала этого достойного гражданина в таком состоянии, что мы обязаны его описать, чтобы не изменить нашему долгу художника и историка.
Председатель составлял доклад комитету общества. Доклад он писал на большом листе бумаги самым изысканным почерком, на какой был способен.
Роза попросила доложить о себе; но ее простое хотя и звучное имя — Роза Грифус — не было известно председателю, и Розе было отказано в приеме.
В Голландии, стране шлюзов и плотин, трудно пробраться куда-либо без разрешения.
Но Роза не отступала. Она взяла на себя миссию и поклялась себе самой не падать духом ни перед отказом, ни перед грубостями, ни перед оскорблениями.
— Доложите председателю, — сказала она, — что я хочу говорить с ним о черном тюльпане.
Эти слова, не менее магические, чем известные “Сезам, отворись”[63] из “Тысячи и одной ночи”, послужили ей пропуском; благодаря этим словам она прошла в кабинет председателя ван Систенса, который галантно вышел к ней навстречу.
Это был маленький, хрупкий мужчина, очень похожий на стебель цветка: голова его походила на чашечку, две висящих руки напоминали два удлиненных листка тюльпана. У него была привычка слегка покачиваться, что еще больше дополняло его сходство с тюльпаном, колеблемым дуновением ветра.
Мы уже говорили, что его звали ван Систенс.
— Мадемуазель, — воскликнул он, — вы говорите, что пришли от имени черного тюльпана?
Для председателя общества цветоводов Tulipa nigra был первоклассной величиной и в качестве короля тюльпанов мог посылать своих послов.
— Да, сударь, — ответила Роза, — во всяком случае я пришла, чтобы поговорить с вами о нем.
— Он в полном здравии? — спросил ван Систенс с нежной почтительной улыбкой.
— Увы, сударь, — ответила Роза, — это мне неизвестно.
— Как, значит, с ним случилось какое-нибудь несчастье?
— Да, сударь, очень большое несчастье, но не с ним, а со мной.
— Какое?
— У меня его украли.
— У вас украли черный тюльпан?
— Да, сударь.
— А вы знаете, кто?
— О, я подозреваю, но не решаюсь еще обвинять.
— Но ведь это же легко проверить.
— Каким образом?
— С тех пор, как его у вас украли, вор не успел далеко уехать.
— Почему он не успел далеко уехать?
— Да потому, что я его видел не больше, как два часа тому назад.
— Вы видели черный тюльпан? — воскликнула девушка, бросившись к ван Систенсу.
— Так же, как я вижу вас, мадемуазель.
— Но где же?
— У вашего хозяина, по-видимому.
— У моего хозяина?
— Да. Вы не служите у господина Исаака Бокстеля?
— Я?
— Да, вы?
— Но за кого вы меня принимаете, сударь?
— Но за кого вы меня сами принимаете?
— Сударь, я вас принимаю за того, кем вы, надеюсь, и являетесь на самом деле, то есть за> достопочтенного господина ван Систенса, бургомистра города Гаарлема и председателя общества цветоводов.
— И вы ко мне пришли?
— Я пришла сказать вам, сударь, что у меня украли мой черный тюльпан.
— Итак, ваш тюльпан — это тюльпан господина Бокстеля? Тогда вы плохо объясняетесь, мое дитя; тюльпан украли не у вас, а у господина Бокстеля.
— Я вам повторяю, сударь, что я не знаю, кто такой господин Бокстель, и что я в первый раз слышу это имя.
— Вы не знаете, кто такой господин Бокстель, и вы тоже имели черный тюльпан?
— Как, разве есть еще один черный тюльпан? — спросила Роза, задрожав.
— Да, есть тюльпан господина Бокстеля.
— Какой он собой?
— Черный, чорт побери!
— Без пятен?
— Без одного пятнышка, без единой точечки!
— И этот тюльпан у вас? Он здесь?
— Нет, но он будет здесь, так как я должен его выставить перед комитетом раньше, чем премия будет утверждена.
— Сударь, — воскликнула Роза, — этот Исаак Бокстель, этот Исаак Бокстель, который выдает себя за владельца черного тюльпана….
— И который в действительности является им….
— Сударь, этот человек худой?
— Да.
— Лысый?
— Да.
— С блуждающим взглядом?
— Как будто так.
— Беспокойный, сгорбленный, с кривыми ногами?
— Да, действительно, вы черту за чертой рисуете портрет Бокстеля.
— Сударь, не был ли тюльпан в белом фаянсовом горшке с желтоватыми цветами?
— Ах, что касается этого, то я менее уверен, я больше смотрел на мужчину, чем на горшок.
— Сударь, это мой тюльпан, это тот тюльпан, который у меня украли! Сударь, это мое достояние! Сударь, я пришла за ним к вам, я пришла за ним сюда!
— О, о, — заметил ван Систенс, смотря на Розу, — вы пришли сюда за тюльпаном господина Бокстеля. Чорт побери, да вы смелая бабенка!
