Андрей Буровский - Орден костяного человечка
К двенадцати часам в погребении пошли первые кости скелета, у северной стенки могилы стали видны венчики сосудов — все как всегда, погребальная пища покойному.
Тогда же, в двенадцать часов, уже для всех стало очевидно: происходит что-то непонятное. Стена плотного тумана, колыхаясь, ползла через степь. Пока стена шла далеко, было видно — она кончается не очень высоко от земли… Метров сто в ней от силы. Придвигаясь к людям, стена начала загораживать полнеба. Часть горизонта была обычной. Другие окрестности скрыла эта странная, как бы живая, стена.
Стихло курлыканье над головой. Может, Епифанову и померещилось, но последние стайки куликов уносились куда-то вбок, в сторону от пухнущей на глазах туманной стены. Если не показалось — получалось, птицы спасались от чего-то, и не пора ли смыться за ними?!
В час пообедали, и Епифанов велел собираться: уже ясно — работы не будет.
В половине второго первое щупальце тумана достигло раскопа. Потухло, превратилось в тусклый кружок солнце, над вбитыми колышками и пучками травы замелькали какие-то мутные обрывки. Только что вокруг была степь, а где-то в стороне, пусть ближе и ближе, наступала белесая стена. А теперь вдруг эта стена встала вокруг — колышущаяся, неровная. В плывущую стену ушла степь, в ней исчезали брезент с остатками завтрака, колышки у края раскопа, груды земли. Стало трудно различать лицо человека, стоящего в двух метрах от тебя. Отошедший на три метра выглядел темной неясной фигурой с расплывчатыми очертаниями.
Трава сделалась мокрой, блестящей, на ней все время поскальзывались. Капли воды стыли на лицах, на одежде; влага пропитывала все. Голоса звучали приглушенно.
— Собирайся, народ. Здесь ловить нечего, и машина тоже не проедет.
— До Камыза тут километров семь… — вслух подумала Лена. — Больше часа идти.
— А в Камыз вам зачем? До седьмого хутора по прямой — километров пятнадцать, только надо перевалить через хребет.
— Ох…
— Пятнадцать километров?! Не расстояние! — отрезал Епифанов. — Мы молодыми по пятьдесят километров ходили.
— В таком тумане и Камыза не найдешь…
Ангельское терпение расплылось по лицу Епифанова.
— Мишенька… Вы знакомы с такой штукой — называется «компас»?
Михаил совал что-то в рюкзак, вздыхал. Туман глушил звуки его сопения.
— Миша! Не слышу ответа. Компас знаете?
— Знаю… Но как мы определим, куда именно идти? Камыз вроде бы там, — отозвался Миша и неуверенно махнул рукой.
— А седьмой хутор?
— Вроде… там…
— «Вроде»! Миша, когда туман поднимался, я все ждал, когда же вы начнете брать азимут.[10] А вы копаете себе… Что, если я есть, можно ни о чем не заботиться? Старик все сделает?
Миша смотрел с некоторой тоской, чесал в затылке. Толя делал вид, будто не слышит. Только Лена расхохоталась:
— Вы сами нас так приучили!
— Ладно, собирайтесь, ребятки. Азимут — двести шестьдесят. Через три часа быть вам на хуторе.
— Виталий Ильич… Вы что…
Миша не смел договорить.
— Естественно. Я остаюсь.
— Зачем?!
— Зачем — это не ваша проблема. Ваша проблема — дойти до хутора и приехать сюда с Фомичем, как только развиднеется.
— Но…
— Вы не поняли, Миша, это приказ. Я отдал отряду приказ — это вы понимаете? Работать нельзя, надо уходить, а мне тут предстоит произвести кое-какие наблюдения.
— А если туман не рассеется?!
— Тогда поднимать общую тревогу, искать меня всерьез… Но это дня через три, не раньше.
И, добивая наивную, не умеющую жить молодежь, Епифанов приподнял, встряхнул свой рюкзак:
— Неприкосновенный запас зачем нужен? Вот как раз для таких случаев и нужен. Буханку хлеба и банку тушенки берете с собой, остальное при мне. Много ли старичку надо? Три дня я здесь неплохо проживу.
ГЛАВА 13
В тумане
9 мая, вечер, ночь с 9 на 10 мая
— Миша…
— Ну?
— Мы вышли в два… Верно?
— Полтретьего.
— А хотя бы и полтретьего. Сейчас почти шесть, нам уже пора прийти на хутор…
— Сам знаю, — чуть помедлив, сказал Миша. У него давно было подозрение, что данный Епифановым азимут — какой-то неправильный. Парень не мог бы объяснить, почему он так думает, но уверенность в этом последние час или два все крепла.
Под ногами вдруг зачавкала вода.
— Ничего себе!
Какие-то чахлые лиственницы как будто плыли — конечно же, двигался туман. Вот они и вышли к лесу! Перевал? Но Миша понятия не имел, где же именно они оказались. И что теперь надо делать.
Туман сгустился, лиственницы вокруг стали почти неразличимы. Почва под ногами сделалась топкой. В пределах видимости качались какие-то чахлые кустики, осинки толщиной в два пальца, уходили в туман еще какие-то деревца.
Не было и дороги — даже сама степь куда-то исчезла. Впереди только мокрая, склизкая почва, а вокруг — черная, маслянисто блестящая вода. Соваться в эту воду не хотелось; Толян шагнул было в сторону — затеял проверить дорогу… и тут же провалился по бедро. Вторая нога Толяна тоже ушла в болото по колено. Толян с перепугу завыл, но его очень быстро вытащили. Вот только один из кедов Толяна, как оказалось, остался в болоте, и достать его из ледяной черной жижи не было ни малейшей возможности. А сам Толян изрядно выпачкался в какой-то вонючей грязи — да так, что куски этой грязи отваливались от него и звучно шлепались на землю.
— Надо вернуться!
— Наверное, надо… Но куда?
Пока тащили Толяна, совсем потеряли направление.
— Вроде туда…
Двинулись… И тут же уперлись в черное зеркало воды.
— Обойдем!
Стали обходить, потратив уйму времени на путь от силы в триста метров. Толян стонал, наступая на твердое. Миша цыкнул на него, и он заткнулся.
— Что, тверже?
— Непонятно…
— Ой, мальчики! — вцепилась в Мишин рукав впечатлительная Лена — Там кто-то ходит!
Точнее не скажешь. Был впереди участок твердой почвы или нет, сказать трудно, но прямо по курсу кто-то определенно ходил. И мог этот кто-то, судя по неясному силуэту, держаться и на двух, и на четырех ногах, вот что самое интересное. Как выглядит этот ходящий в тумане, никто не мог бы сказать точно — силуэт все время менял очертания, туман двигался, его пласты поднимались и опускались, разобрать ничего невозможно.
— Кто это?!
— Ти-хо! — Миша взял командование на себя — просто потому, что Толян совершенно откровенно перетрусил. Студентки, столь многоопытные полевички в лагере, лихо гнувшие пальцы, рассказывая про то, как они копали с Епифановым на Фыркале и Малой Сые, как-то сразу оказались тем, чем и были в действительности, — сопливыми девчонками, едва-едва научившимися жить в благополучной, организованной другими экспедиции.
