Понсон Террайль - Тайны Парижа
И Нику лег около собак, на подстилке. На другое утро, прежде, чем отправиться в деревню просить подаяние, он сел и старался припомнить все случившееся накануне и, разумеется, вспомнил, если так насмешливо приветствовал шевалье и де Монгори. «Они не получат ее, ни тот, ни другой, ни даже я!»
XXXIII
Войдя в вестибюль замка под впечатлением мрачных предчувствий, де Пон чувствовал, как сердце его тоскливо сжимается и, встретив первого попавшегося лакея, спросил его:
– Барышня встала?
– Нет, господин барон, мы еще не видали ее сегодня.
– Разве она больна? – нахмурившись, прошептал барон. – Она всегда встает в восемь часов.
В это время мимо проходила горничная Маргариты.
– Барышня еще не звонили, – сказала она.
Де Пон, подозревая недоброе, оставил племянника с де Монгори и быстро поднялся в комнату дочери. Он постучал, но не получил ответа. Кровь застыла в жилах бедного отца, который, предчувствуя несчастье, повернул ключ в двери. Он вошел. Комната была пуста, кровать не смята.
– Маргарита! – крикнул барон. – Где ты?
Он открыл дверь хорошенького будуара, напоминавшего гнездышко голубки… Будуар также был пуст. Только на камине лежало письмо. Де Пон схватил его, быстро пробежал, и руки его опустились. Барон остолбенел, глаза его остановились на прощальном письме дочери. Он вскрикнул… это был крик львицы, у которой отняли ее детеныша и которая находит свою берлогу пустой. На этот крик сбежались слуги, а за ними шевалье и де Монгори. Все остановились на пороге, пораженные видом старика, глядящего на пустое гнездо улетевшей голубки. Шевалье д'Асти, которому одному была известна причина горя де Пона, подошел к нему и воскликнул:
– Боже мой! Дядя! Что с вами? Голос его дрожал… Он был бледен.
– Возьми и читай, – прошептал старик, протягивая ему письмо.
Шевалье взял его, прочитал и воскликнул:
– О, вероломство!
Де Монгори, ничего не понимавший, вырвал письмо из рук шевалье и в свою очередь прочел его. Едва он взглянул на письмо, где Маргарита писала, что любит Гонтрана и чувствует отвращение к старику, как он понял все… Маргарита была потеряна для него. Маргарита будет женою другого… и род Фларов угаснет.
Лицо старика, сначала бледное, как у мертвеца, вдруг побагровело, глаза налились кровью и, казалось, вышли из орбит. Маркиз вскрикнул и упал на пол. Маркиз де Флар-Монгори, последний отпрыск славного рода, упал мертвым, пораженный апоплексическим ударом… Он умер на глазах своего старого друга, на дочери которого хотел жениться, а его старый друг стоял мрачный и печальный, напоминая собою статую отчаяния.
Все окружили маркиза, умершего так внезапно, что в смерть его никто не хотел верить. Д'Асти, схватив руку де Пона, сказал ему:
– Дядя, милый дядя… Гонтран благороден… Он женится на Маргарите… Наша честь будет спасена!
Но в эту минуту, как будто сама судьба решила опровергнуть слова шевалье, дверь отворилась и в комнату вошла женщина, одетая во все черное. Она была бледна и грустна и имела вид покинутой жертвы. Женщина прошла мимо удивленных слуг и направилась прямо к убитому горем отцу.
– Барон, – сказала она, – я скажу вам одно слово, назову одно имя, и вы все поймете. Вашу дочь обольстил и увез Гонтран де Ласи. Я пришла присоединить мое горе к вашему и предложить вместе отомстить ему!
Эта женщина стояла так униженно и робко перед де Поном, который предавался мрачному отчаянию, что он спросил ее:
– Кто вы, сударыня, и какое мне дело до вашего горя и мести?
– Барон, – продолжала женщина, опуская глаза, но спокойно, – я была бедная девушка, обольщенная, как и ваша дочь; меня похитили, тайно повенчали и тщательно скрывали от глаз света… Теперь я покинутая, обманутая и презираемая жена.
Она остановилась и взглянула на барона, как бы желая убедиться в том, какое впечатление произвели на него ее слова.
– Я маркиза Гонтран де Ласи! – докончила она.
– О, небо! – прошептал шевалье.
– Женат! – вскричал барон и пошатнулся пораженный, как человек, не сознающий, жив он или нет.
– Хорошо разыграно, Леона! – шепнул в это время д'Асти, одобрительно посмотрев на авантюристку – ибо это была она, – явившуюся по приказанию полковника Леона.
В зале воцарилось зловещее молчание; отец был осрамлен в присутствии своих слуг, понявших, что их молодая госпожа бежала из родительского дома. Вслед затем раздались ропот и угрозы похитителю. Пораженный отец выпрямился, глаза его сверкали гневом, сердце было полно негодования.
– О, горе ему! Горе, он умрет от моей руки.
– Вы ошибаетесь, дядя, – сказал шевалье д'Асти. – Я ваш племянник и обязан отомстить за наш позор!
Д'Асти сказал это с таким достоинством и возмущенным видом, что все поверили ему.
Вдруг в зале появилось новое лицо – идиот Нику. Вид у него был задумчивый; казалось, он что-то старался припомнить. Взглянув на присутствующих, на искривленное гневом лицо де Пона и на труп де Монгори, он понял все.
– Ах, – сказал Нику, – отец и возлюбленный княжны… возлюбленный умер; отец разгневан… княжна уехала…
Так как почти никто не обратил внимания на слова сумасшедшего, то он прибавил:
– А я знаю, где она…
– Ты знаешь? – вскричал д'Асти. – Так едемте скорее! Дядя, едемте!
– Да… вчера ночью, – продолжал идиот, припоминая, – они уехали… она у каторжника.
Это имя вызвало всеобщий ужас.
– Едемте! Едемте! – повторил идиот. – Я провожу вас.
– Едем, дядя, скорее! – торопил шевалье.
XXXIV
Гонтран и Маргарита провели ночь в хижине каторжника. Гонтран проспал одетый на скамье перед хижиной, а Маргарита на единственной кровати внутри дома. Молодая девушка провела ужасную ночь, думая о родительском доме, где прошло ее детство и куда она больше не вернется… отныне ей предстояла жизнь скитальческая, и единственным руководителем ее будет любовь. Всю ночь Маргарита не сомкнула глаз, тогда как Гонтран де Ласи, разбитый усталостью и пережитыми волнениями, забылся тяжелым сном, полным страшных сновидений, который обыкновенно наступает после крайнего утомления. Давно уже наступил день и солнце заливало хижину потоками света, когда он проснулся. Маргарита стояла на пороге, бледная, грустная и с любовью смотрела на Гонтрана. Для нее с этих пор он составлял все будущее, весь мир.
– Ах, – прошептала Маргарита, – какая ночь! Какая ужасная ночь!
Она обняла Гонтрана и продолжала:
– О, бежим… бежим сейчас же… иначе у меня не хватит сил… бедный отец!
Де Ласи почувствовал головокружение.
– Но это невозможно! – прошептал он, – нужно подождать… подождать еще немного; почтовая карета приедет только вечером.
