Александр Лермин - Сын графа Монте-Кристо
— Но я уже говорил вам…
— Прошу прощения, позвольте мне так вас называть, меня же называйте просто Кукушка, говорите мне «ты», это будет для меня большая честь и вместе с тем — в порядке вещей.
— Надо обо всем подумать хорошенько. А теперь ступайте вниз и ждите меня на улице — я сейчас к вам выйду.
— Слушаюсь, господин командир,— сказал зуав, отдал честь и вышел.
— Что же теперь будет? — спросила Мерседес, оставшись наедине с графом.
— Мерседес,— мягко ответил ей Монте-Кристо,— не отчаивайся. Я приложу все усилия к тому, чтобы найти твоего сына, и да поможет мне Бог!
— Я буду верить и постараюсь не грустить.
— Итак, до свидания, мы скоро увидимся. Теперь я пойду к господину Бошану. Мне известно, что сейчас он в Марселе.
Раздался стук, и нежный голосок спросил:
— Ты одна, мамочка?
По знаку графа Мерседес ответила:
— Да, Клари, войди.
Молодая англичанка впорхнула в комнату, но, увидев незнакомое ей лицо, остановилась и покраснела.
— Моя маленькая добрая подруга,— представила ее графу Мерседес,— она навещает меня в моем одиночестве и разгоняет мою грусть.
Граф почтительно поклонился, затем сжал руку Мерседес и вышел.
— Кто это? — спросила Клари.
— Граф Монте-Кристо,— ответила Мерседес.
— Это тот человек, которого ты ждала?
— Да.
— О, в таком случае утешься,— воскликнула Клари, приложив свою маленькую ручку к сильно бьющемуся сердцу бедной матери, — какое-то предчувствие говорит мне, что этот человек всемогущ. Надейся, мамочка, надейся!
21. «Ищите женщину»
Граф застал зуава, оживленно болтающего с госпожой Караман. Кукушка всегда питал слабость к женщинам, а вдова жандармского офицера в каждом военном видела товарища своего покойного мужа.
— Здравствуйте, сударыня,— так начал беседу Шакал.— Вы, без сомнения, компаньонка той молоденькой барышни, что прошла сейчас наверх? — и он указал на дом.
— Да.
— Воспитанная барышня… жаль, что у меня в детстве не было такой гувернантки… как вы,— любезно продолжал зуав.
Компаньонка засмеялась, и разговор завязался.
Они весело болтали, и когда появился граф, зуав вздрогнул и пробормотал:
— Ах, Боже мой… господин командир!
Госпожа Караман вежливо ответила на поклон графа. Монте-Кристо прошел мимо и подал знак. Тотчас подкатил запряженный двумя чистокровными рысаками шарабан. На козлах сидел Али.
— Давай по городу, я хочу прокатиться! — крикнул ему граф, садясь в шарабан вместе с Кукушкой:
— Ну, а теперь говори. Расскажи мне все, что тебе известно.
— Слушаю, господин командир. К слову сказать, я до сих пор никогда не катался в таком богатом экипаже.
— В жизни необходимо испытать все,— с улыбкой промолвил граф,— насколько я понял, ты хочешь сообщить мне нечто по секрету, так чтобы об этом не знала госпожа Жолиетт?
— Так точно, господин командир. Изволите видеть, в некоторых случаях женщины так недоверчивы, и потому…
— Из этого пространного предисловия я заключаю, что дело идет о женщине,— перебил его граф.
— Пожалуй… собственно говоря, это был ребенок лет пятнадцати.
— И эта девочка была любовницей капитана Жолиетта?
— Боже сохрани! Об этом нет и речи.
— Говори покороче и объясни мне, в чем дело?
— Слушаюсь. Как-то раз вечером, когда мы преследовали шайку бедуинов, наступившая темнота застала нас далеко от лагеря. О возвращении нечего было и думать. Мы расположились на ночлег в ущелье и заснули, убаюканные ревом ягуаров, пантер и гиен. В два часа ночи я вдруг проснулся — взошла луна, вдруг я увидел что-то темное, огромное в ущелье. Я прицелился и выстрелил. Капитан проснулся и спросил, что случилось. Я не успел ответить, как надо мной раздался крик, капитан в два прыжка оказался на скале, откуда раздался крик. Я последовал за ним. Страшное зрелище представилось мне: на земле лежала белая фигура, а рядом капитан отчаянно боролся с огромной пантерой. При виде пылавших желтых глаз зверя и его широко раскрытой кроваво-красной пасти у меня застыла в жилах кровь. Капитан, выхватив кинжал, как безумный наносил пантере одним удар за другим. Я хотел выстрелить, но зверь и человек сплелись так тесно, что я боялся ранить капитана.
Наконец, капитан железной рукой сжал горло пантеры, зверь глухо взвыл, в ту же минуту капитан кинжалом распорол ему брюхо.
Пантера опрокинулась на спину, обливаясь кровью. Переведя дух, капитан опустился на колени. Я подбежал к нему: пантера когтями разодрала ему грудь, он, видимо, страдал, но не дал мне осмотреть рану и только сказал:
— Позаботься о малютке, Кукушка, и не беспокойся обо мне.
Я наклонился над белой фигурой — это была очаровательная девушка с бледным лицом, застывшим от страха. Глаза ее были закрыты, плечо разорвано когтями пантеры — из него сочилась кровь.
Между тем подоспели товарищи, подняли капитана, обмыли и перевязали его рану. Я же тщетно пытался привести в чувство девочку. Капитан, не думая о себе, поспешил мне на помощь и, склонившись над раненой, прошептал:
— Только бы она не умерла!
— Этот юноша пошел в мать и непохож на своего отца,— тихо сказал Монте-Кристо, а затем спросил:
— Кто была эта девушка?
— В точности сказать не могу,— ответил зуав,— от нее трудно было чего-либо добиться. Мы узнали только, что она принадлежит к одному из племен, с которым мы воевали. Бедуины колотили ее, обращались с ней дурно. Она убежала, спряталась в кустах и там притаилась. Вдруг она услыхала около себя фырканье пантеры… Что было дальше — она не помнит. Рана ее, к счастью, была не опасна, и мы взяли ее с собой в лагерь, разбитый вблизи оазиса Лагуат. Там был ключ, вода которого считалась особенно целебной. Капитана и девочку доставили туда на носилках. Оба они были такие красивые! Как сейчас я вижу эту бедную малютку, когда она открыла свои дивные черные глаза. А капитан… ах, Господи, господин командир, немного найдется на свете таких, он совсем не был похож на своих товарищей. У него не было ни забавных интрижек, ни долгов, в бою всегда был первым — одним словом, сокровище, а не. офицер!
Похвалы зуава вызвали в душе графа целый рой смешанных чувств: если бы Альбер был его сыном, Монте-Кристо имел бы полное право им гордиться. Ненависть к Фернану Монтегю не распространялась на его сына — он ведь был еще и сыном Мереседес, и теперь графу показалось, что юноша своими личными качествами искупил грехи отца.
— Как звали эту девушку? — спросил он.
— Ее имя было Медже, господин командир, так она по крайней мере сказала капитану. Когда же он предложил ей вернуться к своим, малютка горько зарыдала и отказалась наотрез.
