Андрей Посняков - Меч времен
– То так, то так, — охотно поддакнул староста.
Честно сказать, на Михаила эти слова произвели впечатление отговорки. Явно было видно — не очень-то хотел княжий бирич ввязываться во все это дело — больно уж муторно, да и барышей больших не заработаешь, вообще никаких не заработаешь — на холопях да изгоях-то! Но тем не менее — хоть порядок-то в здешних местах-то должен быть! Бирич ведь — человек князя, и суд здесь тоже княжеский… А князя-то, кстати, прогнали… М-да-а-а…
– В открытую нагонять не будем, — усаживаясь в лодку, резюмировал Ермолай. — Мы так, тайненько поглядим, скрытно. Через рыбаков, через охотников… Что-нибудь да придумаем.
Михаил лишь сплюнул — ага, придумаете вы, как же! Жалко было убитого паренька, жалко было и всех прочих, попавших под руку людокрадам-водяникам. Водяникам… мать их за ногу. И тут тоже, говорят, шляется какой-то леший. Наверное, такой же, как водяник?
– Что за леший? — обернулся в лодке староста. — Так я ж рассказывал. Шастает тут по холмам — глазами сверкает, далеко видать. Ох ты, страсти какие, Господи!
Глазами сверкает… далеко видать — а не факелы ли это, часом? В темную пору на реке ладьям знак подает — чтоб мыс прошли да на мель не сели? Выловить бы этого «лешего» да поговорить вдумчиво…
– Выловить? Что ты, что ты! — староста испуганно замахал руками. — Как можно? То ж нечистая сила.
Убитого отрока схоронили вполне по-людски, на кладбище близ погоста. Красивое было место — сосны, аккуратные могилки, невысокая, аккуратно сложенная из камней, ограда. Нашелся и священник…
Закопав, сняли шапки, помолись еще разок, потом сели за стол, помянули… А потом начали собираться в дальнейший путь, благо — по словам Ермолая — немного уже осталось.
Сели в ладьи-насады, поплыли… кое-где пришлось вылезать, перетаскивать по отмелям…
– Ничо, скоро вообще их бросим, у плеса, — обнадежил бирич. — Там дальше токмо пешком сподручней.
К плесу добрались уже вечером. Вокруг заметно сузившейся реки теснились высокие сосны и хмурые разлапистые ели. Деревья лиственных пород — береза, осина, липа — встречались редко, все больше по холмикам, или — как ольха и рябина — жались к воде.
Днем жарило — до духоты, до пота, а вот вечером становилось прохладно, даже до холода, так, что, если бы не костер — так зуб бы на зуб не попадал. Ну, это и хорошо — не было уже ни мошки, ни слепней, ни оводов, да и комары — зудели иногда, — но так, раз два и обчелся. Славно!
Чужую ладью обнаружили на другой стороне плеса, уже когда шли пешком. Вместительная, с плоским дном, она лениво покачивалась на поднятых внезапно налетевшим ветром волнах. И конечно же оказалась пустой. Правда, рядом обнаружилась и сторожа, — варили себе ушицу человек пять… нет, десять…
– Ха, Ермолай!!! — один из сторожей — коренастый пегобородый крепыш в красной суконной поддеве и юфтевых недешевых сапогах — при виде бирича радостно улыбнулся. — Рад, рад видеть, друже!
Все остальные лодейщики разом вскочили и поклонились.
– Микифор? — явно удивился бирич. — Вот уж не ожидал тебя здесь встретить! То Микифор-кормщий, знакомец мой, — обернувшись, шепнул он Мише. — Вот, посейчас и расспросим.
– Садитесь, поснидайте с нами, — гостеприимно предложил Микифор. — Ушица вот, квасок.
– Ушицы не будем, — Ермолай жестом отправил своих людей вперед, сам же, подмигнув Михаилу, уселся на бревно у костра. — А вот от кваску не откажемся. Ладожский, квасок-от?
– Оттуда…
Кормщик казался мужиком вполне незлобивым: веселый такой, дружелюбный… как и его парни — те тоже улыбались. Может, потому что — бирич? Должность в здешних местах не последняя.
Ермолай, кстати, тянуть резину не стал и, глотнув квасу, спросил:
– Кого вез-то?
– Нашли уже? — неожиданно нахмурился кормщик. — Я так и думал, что он к вам сбежал, парень-то…
– Что за парень?
– Да тот, беглый… В холопи кабальные подался, а сам — прыг из ладейки… И был таков! Гнались за ним — не догнали.
– Не догнали? — Ермолай с Михаилом переглянулись. — Как это не догнали?
– Кнут Карасевич самолично и с ним еще один гнались… Вернулись быстро. Сказали — убег.
– Убег… Постой-ка! А лук со стрелами у кого из них был?
– Лук? — Микифор призадумался. — И не упомню теперь… У Кнута, кажись… Ну да, у него… А что? Неужто пристрелили парня?
Бирич лишь молча кивнул, и парни с кормщиком перекрестились:
– Вот злодеи-то! Ужо больше с ними связываться не буду!
– Ну, ну, давай, обсказывай все, как есть, — подзадорил приятеля Ермолай. — Оченно нам знать интересно, что за Кнут такой?
– Кнут Карасевич. Мужчина молодой, видный, из Русы.
– Из Русы?
– Ну, так он сказал. Нанял меня в Новгороде еще — холопей да рядовичей-закупов в дальнюю вотчину перевезть. Язм поначалу не хотел, осень на носу, как бы в обрат зимовать-то не пришлося. Да уж Кнут Карасевич заплатил немало — целую гривну серебром!
– Надо же! — уважительно ахнул бирич. — Целую гривну!
– Вот я и говорю, — Микифор довольно погладил бороду. — За гривну-то — чего же не подрядиться? Тем более, Кнут сказал — ждать его не надо. Вот, сейчас поснидаем, да в обратный путь. Ой! Слушай-ка, Ермолай-друже! Хорошо, что я тебя встретил — может, у вас в Биричеве чем разживусь? Чтоб пустым-то назад не плыть, а?
Ермолай усмехнулся:
– Там поглядим, может — и есть чего. Ты лучше дальше рассказывай про душегубов этих.
– Да чего там рассказывать… — кормщик махнул рукой. — Везли, как обычно — молодых, что и понятно — кому старичье-то нужно? В вотчину дальнюю, близ Онеги-озера…
– Однако далече!!! А чья вотчина-то?
– Кнут Карасевич сказал, что его.
– Вот как? Именитый вотчинник, значит?
– Своеземец — я так мыслю, — кормщик шумно высморкался, утерев нос рукавом. Пожаловался: — Подпростыл что-то. Чай не лето уж.
Бирич рассмеялся:
– Да уж не лето.
Вот так вот оно и выходило — не верить кормщику оснований не было. Прельстился мужик хорошим заработком, взялся довезти людокрадов — ну, знал ведь, что людокрады, догадывался, правда, уж на этом его не поймать — песни поет, что, мол, к честным купцам нанимался, а чего ж? Пошли, мол, на Онегу в погосты дальние, и холопей туда ж повели — обычное дело. Кстати, очень может быть, что часть людишек у Кнута не украдены, а, так сказать, по собственной воле — закупы, рядовичи, челядь. Так ведь бывает — на чужой сторонушке счастья искать… иль — что вернее — горе мыкать.
Хм, Кнут Карасевич — надо же! И усадьба у него на Онеге-озере… Врет? А очень может быть, что и нет. Людей крадет — на себя работает, чай, на дальней-то усадебке работнички нужны. Да и не было б ни в чем худа, коли бы — по доброй воле. Да еще убийство это… Ну, зачем парня-то убивать? Юный совсем мальчишка, ну убег бы — да и не велика потеря. Зачем, зачем убивать?