Александр Конторович - Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества
– Это наглая ложь!
– Вам сюда лейтенанта Райли привести? Легко и непринужденно.
– Нет. Сюда не надо.
– А куда надо?
– Не надо лейтенанта. Это… это была просьба мистера Джефферсона.
– А это кто такой?
– Он представитель Компании Гудзонова залива.
– И какое право он имеет приказывать вам – офицеру короля?
– Вы должны понимать… он располагает сильным влиянием в метрополии. Я получил указания содействовать ему во всех его начинаниях.
– Даже и в таких?
– В любых.
– Даже так? И где он теперь?
– Он отплыл по делам. Будет через пару месяцев.
– И кто тут теперь за старшего?
– Я.
– Отлично. Это я хорошо зашел. То есть вы признаетесь в подготовке нападения на нашу миссию?
– Э-э-э… – Почувствовав, как у горла шевельнулся клинок, капитан сдержал рвущиеся наружу слова. – Да. Признаю.
– Вот и хорошо. Сражение вы проиграли и, по законам войны, обязаны к выплате контрибуции. Я прав?
– Э-э-э… ну, этот вопрос можно обсудить…
– Обсуждаем. Сколько у вас пушек?
– Три.
– А на корабле?
– Это не мой корабль!
– А чей?
– Компании.
– То есть подстрекателя нападения? Принимается. Сколько?
– Четыре.
– Конфискуются. Вместе с запасом пороха и ядер. Сколько у вас солдат?
– Тридцать восемь.
– Уже тридцать шесть. Оставляю вам пять ружей с зарядами. Для самозащиты. Остальное идет в счет контрибуции. Судно с грузом?
– Да.
– С каким?
– Сборный груз. Инструменты, одежда, еще что-то, не знаю.
– Проверим. Часть груза будет конфискована тоже. Не все, мы же не разбойники. Будет изъято то, что может послужить ведению войны. Возражения есть?
– Но я не имею права распоряжаться грузом Компании!
– Кто имеет?
– Мистер Джефферсон!
– Хорошо. Мы запрем ваших солдат в казарме и подождем тут его возвращения. Два месяца или больше – нам спешить некуда. Это вариант вас устраивает больше?
– Нет. Не надо его ждать. Я согласен на ваши условия.
Клинок отошел от горла.
– Одевайтесь. Без глупостей, все ваше оружие у нас. Ваши солдаты спят, и только от вас зависит, каким будет их сон. Он вполне может продлиться вечность, вы понимаете?
– Да… Но все же – кто вы?
– Те, чей дом вы хотели уничтожить. Достаточно? Сейчас мы разбудим ваших солдат, и вы отдадите им соответствующие приказания. Учтите, двор форта окружен нашими стрелками. Любое неправильное движение может стать последним. Постарайтесь это объяснить своим солдатам.
– А чтобы у вас не оставалось иллюзий, сейчас вы напишите все, что так красноречиво изложили мне, и подпишите.
– Это что, шантаж?! Как вы можете допустить подобное в отношении офицера Его Величества?!
– На протяжении всей беседы мы легко достигали взаимопонимания. Почему сейчас возникли затруднения? Мне привести более убедительные доводы, или обойдемся без лишних жестов?
Побледневший капитан уселся за свой стол и взял в руки перо…
Закончив сей скорбный труд, Роджерс оделся и спустился во двор. Прямо у своей двери увидел висящий на стене труп одного из солдат. Он был пробит навылет тонкой черной стрелой, которая застряла в щели между бревнами и не позволяла ему упасть на землю. Шедший справа от капитана молчаливый мужчина остановился и резким движением выдернул стрелу. Труп мешком свалился к ногам Роджерса. Тот поежился и, переступив через мертвое тело, зашагал к казарме.
Только к вечеру длинный обоз с трофеями, вытянувшись дугой по дороге, тронулся в путь. Доехав до леса, мы отпустили возниц. Ни к чему им было знать точку назначения обоза. Взять смогли не все, повозок и лошадей было явно недостаточно. Пришлось разыграть благородство и оставить часть уже намеченного к погрузке добра его законным хозяевам.
Через два часа нас догнали Змей и Курбаши.
– Ну как там? Погони нет?
– На чем догонять-то? Нет. Заперли ворота и сидят там, не высовываются.
– Ну и славно! Теперь впрягайтесь. Не обучен я таким транспортом управлять. А нам еще и подумать надо, как следы получше запутать? Сейчас-то мы к испанцам едем, а вот скоро уже и к нам поворачивать пора. Так что напрягайте голову. Не сегодня, так завтра наглы пойдут по следам. Это ж надо – столько добра разом зевнуть? Будут они нас искать, не сомневайтесь. Так что пусть ищут у испанцев. К ним они уже не полезут – это война…
19 мая 1790 года
ЗанудаАнгличане – гады. Может, по меркам XVIII века они и могли считаться просвещенными мореплавателями, но разве только потому, что остальные хуже. Во-первых, кто-то из них смачно харкнул на сиденье возницы, и мне пришлось оттирать его травой. А во-вторых и в-главных, из восьми доставшихся нам лошадей две с эмфиземой (шумное, «запаленное» дыхание слышно с другого конца колонны) и одна – не знаю, с чем, но явно больная. У здоровых не бывает таких зеленых соплей.
Я не выдержал и сказал об этом майору. Он отреагировал странно – приказал мне пересесть на телегу с больной лошадью и наблюдать за ее состоянием (будто я ветеринар), а по приезде доложить все нашему врачу. Впрочем, мне удалось убедить поставить нас в хвост колонны (чтобы не чихать на здоровых) и идти шагом. Так что я трясся по ухабам и корням, смотрел в кобылью задницу и мучительно вспоминал все, что знал о лошадиных болезнях.
Через несколько часов (отцы-командиры вели нас петлями и крюками – наверное, заблудились, но не желали в этом признаваться) удалось вспомнить довольно много из прочитанного и слышанного. Увы, названия медикаментов были бесполезны за полным их отсутствием. Зато по организации карантина я мог бы прочитать лекцию минут на тридцать. Далеким от медицины людям. Медикам – не рискнул бы. «Зеленым» и командирам – пожалуй, тоже. Первым – из-за жестокости ветеринарных мероприятий, вторым – из-за большого объема необходимых работ. Ведь даже правильный скотомогильник устроить не везде можно, а где можно – надо долго копать.
В лагере вместо лекции по ветеринарии пришлось таскать трофейные тюки, ящики и бочки, строить пороховой погреб (на мой взгляд, просто яму и навес над ней), а потом заниматься лошадьми. Поскольку я первый вспомнил, что их вообще-то надо поить и кормить, меня назначили начконом (тут я мысленно показал язык Сергею-Догу – а вот не надо шляться по прериям, когда должности раздают), а дали одного помощника. Бегая с веревками – познакомились, на форуме его звали Всеслав.
До позднего вечера мы носились, как электровеники. Травы рядом с лагерем хватало, а вот с водой была проблема. Ведра не дают, водопойное корыто делать не из чего, пришлось помахать лопатами, копая рядом с родником пруд. Потом «посадили» на окраине лагеря амуничное дерево – сучковатую корягу, на которой удобно было развешивать конскую сбрую. У Клима выцыганили полсотни метров тонкой веревки (больше не дал, жмот) и привязали лошадей на ночь. Потом вернулся Сергей, и мне пришлось бегать и кричать, чтобы они (конь и всадник) не приближались к больной лошади. Потом я щупал кобыле, которую окрестил Звездкой за пятно на лбу, лимфатические узлы и разные интересные места, а Сергей и Кямиль стояли на почтительном расстоянии с наветренной стороны и кричали, что еще посмотреть и пощупать. К счастью (в первую очередь для Звездки), кожа и слизистые у нее оказались чисты. Консилиум из нас троих решил, что сап маловероятен, так что я просто привязал ее отдельно от других лошадей и особенно – от Болгарии.
