Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон
— Поли-вог! — резко сказал капитан и, совсем как какой-нибудь чиновник, достал из кармана бумагу и помахал ею, чтобы француз увидел. Это было письмо от миссис Боллингтон. Я это видел, но лягушатник был слишком далеко и щурился, пытаясь что-то разобрать.
— А, — сказал он наконец, — поли-вог, — и сделал то странное пожатие плечами с опущенными уголками рта, которое французы используют для выражения недоумения. Но он прекратил свои вопросы, и один из его людей бросил нам канат, чтобы мы пришвартовались.
А затем этот жалкий маленький червяк, мичман Персиваль-Клайв, вставил свои пять копеек. Он отвечал за гребцов и внезапно вспомнил о своих обязанностях. Громко и четко, на чистейшем королевском английском, он взвизгнул:
— Суши весла, вы, и живо!
На корабле это услышали, и на нас обрушился поток французской речи, но было уже поздно. «Бон Фам Иветт» накренилась, когда шестьдесят человек ринулись на борт по грот-вантам. Я, как мне и было велено, держался рядом с капитаном, и в одно мгновение мы уже стояли лицом к лицу с французским капитаном и парой его людей на квартердеке, в то время как остальная часть нашей команды быстро разбежалась по всему кораблю, чтобы захватить его, как и было запланировано. Все было сделано хорошо и тихо. Самым громким шумом был грохот сапог морпехов по сходным трапам, когда они спускались вниз, чтобы выкурить французскую команду.
Сопротивляться они не могли. Нас было втрое больше, мы были вооружены и готовы, а они — нет. Но капитан-лягушатник, преисполненный достоинства, начал бузить. Думаю, дело было в том, что отбирали его корабль и его собственность. Его разбудило наше появление, и он стоял перед нами в одной рубашке, с голыми ногами, но что-то лопотал, бормотал и имел наглость грозить кулаком капитану Боллингтону. Капитан рявкнул на него по-французски, четко отдавая приказ, но тот не желал слушать и начал кричать. Капитан Боллингтон повернулся ко мне.
— Уйми его! — сказал он, и я тронул лягушатника за руку, чтобы привлечь его внимание.
— Мосье? — вежливо, как только мог, спросил я, и он смерил меня взглядом с головы до ног, словно я пустил ветрà в церкви.
Ну, я и уложил этого мелкого ублюдка одним ударом. (И поделом ему. Иностранцы должны уважать моряка британского военного корабля. Особенно лягушатники.) После этого дела пошли гладко.
Не прошло и десяти минут с тех пор, как мы перелезли через борт, а мистер Персиваль-Клайв уже докладывал капитану.
— Все в порядке, сэр. Канат перерублен, марсели поставлены, пленные заперты на баке.
— Отлично! — сказал капитан и огляделся.
И впрямь, все выглядело как надо: наши люди у штурвала и на такелаже, а над головой распущены паруса.
— Скоро начнется отлив, и у нас есть немного ветра, чтобы выйти. Через пару часов должны соединиться с «Фиандрой»… А теперь, мистер Персиваль-Клайв, не посмотрите ли вы, не найдутся ли капитанские бумаги, чтобы мы могли узнать, какой на борту груз.
И в этот самый миг наши планы столкнулись с непредвиденным. Возможно, капитан Боллингтон был слишком самонадеян, решив взять два приза. Возможно, ему следовало держать все предприятие в своих руках, чтобы максимально использовать свои познания во французском, ибо внезапно мы все вспомнили о лейтенанте Сеймуре и катере.
Бах! Тишину Пассаж д’Арон нарушил грохот корабельного орудия. Эхо отразилось от утесов, и чайки с криком взмыли в воздух. К ним присоединились отчаянные крики людей и мушкетный залп.
На борту «Бон Фам Иветт» мы бросились к кормовым перилам, чтобы посмотреть в ту сторону Пассажа, откуда доносились звуки боя. В полумиле от нас катер вел бой с французским торговым судном. Пиф-паф! Раздалось еще несколько мушкетных выстрелов, затем с борта судна вырвался клуб дыма побольше, и — бах! — раздался звук еще одного орудия. Затем еще и еще, точно такие же. Далеко, вне пределов нашей помощи, маленькие черные фигурки наших товарищей вскидывали руки и умирали, а тонкие крики раненых доносились до нас по воде. Катер отдрейфовал от судна со скрещенными и спутанными веслами. Меньше половины гребцов двигались. Бах! Выстрелило еще одно орудие, и весло подпрыгнуло и разлетелось в щепки, когда заряд попал в цель.
— Ад и проклятие! — сказал капитан Боллингтон, колотя кулаками по перилам. — Черт! Черт! Черт! Смотрите, Персиваль-Клайв. Видите? Вдоль борта того судна ряд вертлюжных пушек, и они палят из них по нашим ребятам!
По крайней мере, один француз принял меры предосторожности, прежде чем лечь спать, и держал свои орудия заряженными и с заполненными запалами. Как только враг был замечен, поджечь их было проще простого. Один человек с фитилем мог это сделать.
Всего-то у них было пять двухфунтовых вертлюжных пушек для бортового залпа, но они были набиты пистолетными пулями, и для шлюпки, набитой людьми, каждый выстрел был сокрушительным.
— Лейтенант Кларк! — крикнул капитан. — Возьмите команду шлюпки и половину своих морпехов и окажите лейтенанту Сеймуру всю возможную помощь. Отбуксируйте их, если понадобится… Живее!
Лейтенант морской пехоты тут же бросился исполнять приказ, выкрикивая команды на бегу. Его отряд перевалился через борт в баркас и взялся за весла. Морпехи гребли в две руки вместе со «смоляными», и шлюпка рванула вперед, а мистер Кларк подгонял своих людей.
— Навались! — кричал он. — Вложите в это свои чертовы спины!
Но пока баркас греб на выручку нашим товарищам, стрельба и крики окончательно разбудили другие корабли на якорной стоянке. Был уже полный рассвет, и с каждого судна доносилась какофония звуков. Раздавались крики, люди прыгали на такелаж, чтобы посмотреть, что происходит, и, что хуже всего, стреляли сигнальные пушки, а на топах мачт некоторых кораблей взвивались флажные сигналы.
— Проклятие! — снова сказал капитан и впился взглядом во французские сигналы. — Флетчер! Приведи мне того французишку, которого ты сбил с ног. Я должен знать, что означают эти флаги.
Я развернулся и побежал на бак, где наши морпехи усадили французскую команду на палубу под охраной. На бегу я услышал со стороны нашего баркаса еще один треск мушкетов — это наши люди открыли огонь по дерзкому «купцу». Затем: бах! Снова рявкнула одна из вертлюжных пушек. Но я уже проталкивался сквозь наших морпехов и хватал французского капитана.
— Встать! — сказал я, таща его за воротник рубашки.
Если бы взгляды могли убивать, он бы уложил меня на месте, и он злобно меня обругал. Но у меня не было времени на его глупости, поэтому я влепил ему затрещину, чтобы он заткнулся, сгреб его с ног и потащил на квартердек. Когда мы подошли к капитану Боллингтону, тот был в крайнем беспокойстве за наши шлюпки и смотрел через перила назад, а компанию ему составлял мистер Персиваль-Клайв.
— Ну же! Ну же, парни! — говорил он.
Я увидел, как баркас буксирует катер, медленно приближаясь к нам. С баркаса доносился ровный треск мушкетов — наши стрелки не давали врагу снова подойти к вертлюжным пушкам. Вскоре это прекратилось, и обе шлюпки благополучно вышли из зоны обстрела.
Капитан Боллингтон резко развернулся и обратил свое внимание на маленького француза. Он впился взглядом в глаза этого человека и указал на флажный сигнал, висевший на грот-мачте соседнего корабля. Он выпалил поток слов, очевидно, задавая вопрос. Мне не нужен был французский, чтобы понять, что ему нужно. У лягушатников был заранее оговоренный сигнал опасности, чтобы предупредить свои батареи о присутствии незваных гостей, и капитан Боллингтон хотел получить объяснение. Но у французского капитана хватило мужества, и он встретил его как мужчина, выпрямившись и скрестив руки на груди.
— Non! — сказал он. Всего одно слово.
Капитан Боллингтон бушевал и ревел, но француз лишь выше задирал голову и повторял:
— Non!
Не знаю, что капитан Боллингтону мог бы с ним сделать, если бы это продолжалось, но внезапно вопросы стали неактуальны. Менее чем в миле от нас, у сужения Пассажа, раздался слабый звук горна и барабанная дробь. Звук доносился с одного из грозных фортов на вершине утеса. Мы все повернулись посмотреть, и очень скоро из одной из амбразур вырвался большой клуб белого дыма, за которым последовал раскатистый грохот орудия. Это был холостой выстрел, предупредительный. Вместе со звуком на флагштоке над фортом затрепетали сигнальные флаги. Зловеще начали просыпаться и другие форты, и раздались новые звуки горнов и барабанов.
