Красавчик Саша - Курганов Ефим

Публикатор профессор Роман Оспоменчик (Иерусалим)

Громкий скандал, связанный с гибелью советника Пранса, самым непосредственным образом восходит к другому скандалу, всколыхнувшему всю Францию, а именно к делу Александра Стависского.

Вкратце суть происходившего можно сформулировать так: Сашу убили — пришлось убивать и Пранса.

Несмотря на то что мне не терпится все рассказать, я не стану этого делать: начну по порядку. Только так и можно будет по-настоящему разобраться в тайне гибели советника Пранса, этого невинного толстяка и честного человека.

А начнем мы с того исторического момента, когда известный всему Парижу мелкий жулик «красавчик Саша» как по мановению волшебного жезла превратился вдруг в крупнейшего афериста Третьей республики.

Афера, аналогичная тому, что призошла потом в Байонне, была затеяна Александром Стависским еще в Орлеане.

Все складывалось поначалу весьма удачно, но потом орлеанская затея Саши с оглушительным треском рухнула, а сам Стависский оказался в тюрьме. Правда, в первый и в последний раз.

Там ему ужасно не понравилось, и он заявил тюремному начальству, что ему срочно нужно вырезать аппендицит. Стависского временно выпустили.

Он тут же поменял фамилию и назад уже в тюрьму не вернулся, что пришлось не по нраву следователям, ибо тем казалось, что место «красавчика Саши» именно в тюрьме.

И тут всплывает имя Альберта Пранса, опытного судебного чиновника и добропорядочного семьянина, даже несколько подкаблучника, как утверждают некоторые его сослуживцы.

Кстати, был сей Пранс большой домосед, и собственно, единственными его развлечением являлась трубка, с которой он практически никогда не расставался, да пешеходная прогулка из дома на работу — в суд.

Это — предистория.

Комиссары полиции, горя желанием вернуть Сашу на нары, неоднократно — а именно 19 раз — обращались в суд, но оттуда ни разу не последовало ни единого ответа. Стависский в тюрьму уже никогда не вернулся, несмотря на горячеее желание комиссаров полиции.

Советник финансового отдела апелляционного суда Альберт Пранс, при всей своей пунктуальности и профессиональной порядочности, на заявления комиссаров в данном случае почему-то решительно не реагировал. Он как бы не замечал их, что в принципе было совсем не похоже на него.

Тогда комиссары решились пожаловаться вышестоящему начальству, дождавшись момента, когда оно сменилось. Стависского к тому времени уже убили, так и не сумев упечь за решетку.

Советника Пранса вызвал вновь назначенный министр внутренних дел, ознакомил его с комиссарскими жалобами на невозобновление уголовного преследования Стависского (к тому времени, повторяю, уже покойного), а потом спросил:

— Господин советник, передавали ли вы заявления относительно Стависского далее по назначению, а именно генеральному прокурору Прессару?

Пранс помялся, покрутил головой, подергал себя за ус, а потом сказал следующее:

— Господин министр, видите ли, я не придавал никакого значения этим заявлениям в силу их малозначительности при наличии более важных дел. Все девятнадцать заявлений хранятся у меня.

Через несколько дней, а именно 31 января 1934 года, когда стало очевидно, что скандал со Стависским отнюдь не собирается утихать, министр вызвал к себе и Пранса и прокурора Прессара и сурово задал прежний свой вопрос.

И тут советник Пранс выдал нечто такое, что заставило прокурора Третьей республики просто непритворно зарыдать! Пранс заявил, что прежде поддался на неотвязные просьбы Прессара и говорил министру неправду, а на самом деле все 19 комиссарских заявлений по поводу Стависского своевременно были переданы им прокурору Прессару, но тот решительно не давал им дальнейшего хода.

Министр рассвирепел. Он кричал, что отправляет Прессара в отставку. А успокоившись немного, потребовал, чтобы ровно через месяц, именно к концу февраля, Пранс представил бы подробнейший отчет по делу Стависского, в котором особое внимание уделил отношениям того с генеральным прокурором.

20 февраля 1934 года советник Пранс, как обычно, в 10.40 отправился на работу — в апелляционный суд. Только он ушел, как позвонили из Дижона и сообщили, что матушке Пранса стало хуже (она лежала в больнице).

По дороге, зайдя, как обычно, в кафе «Au Flore» на бульваре Сен-Жермен, Пранс обнаружил вдруг, что забыл захватить с собой кошелек, и отправился домой. Когда он вернулся, жена рассказала ему о звонке из Дижона.

Пранс позвонил в суд, сообщил, что не придет сегодня на работу, положил в портфель еще несколько бумаг, отправился на Лионский вокзал и поехал в Дижон.

Прибыв туда, Пранс прямиком устремился в больницу.

В дижонской больнице ему заявили, что, во-первых, у матушки нет никакого ухудшения, а во-вторых, из больницы в тот день ему никто не звонил.

Как отреагировал Пранс на это странное известие, нам неизвестно. Поговорив немного с матушкой, он довольно-таки быстро покинул стены больницы и направился в Париж, но до дома так и не доехал.

Через несколько часов труп советника парижского апеляционного суда Альберта Пранса был обнаружен на железнодорожных путях недалеко от Дижона. Прибывшая железнодорожная полиция констатировала несчастный случай, решив, что Пранс выпал из вагона, упал на рельсы и оказался под поездом.

Однако в скором времени в траве у железнодорожной насыпи были обнаружены окровавленный нож и полотняная маска, пропитанная усыпляющей жидкостью. Голова Пранса валялась прямо на рельсах. Чуть далее находилась основная часть тела.

Но вот что крайне важно: одна оторванная ступня оказалась прикрученной жгутом к полотну дороги. Как видно, господина советника финансового отдела Апелляционного суда усыпили и, пока он находился в «отключке», привязали к рельсам. Остальное довершил проходящий поезд.

Версию о несчастном случае полиции неминуемо пришлось отбросить. Раз и навсегда.

Генеральный прокурор Прессар, несомненно, торжествовал: советник Альберт Пранс так и не смог сдать своего отчета министру внутренних дел. Появление этого отчета означало для Прессара неминуемую отставку.

Однако Пранса убили напрасно: прокурора Третьей республики это не спасло. Его все-таки отправили в отставку. Зато одним громким скандалом стало больше.

И к убийству Стависского и к убийству Пранса причастны наши доблестные полицейские или агенты полиции. Правда, официальное следствие придерживается другой точки зрения. Это — исключительно мой вывод; правда, я, увы, не имею ни малейшей возможности засадить в тюрьму того, кто заказал убийство советника Пранса.

Естественно, я имею в виду Прессара, бывшего прокурора Третьей республики. Именно он, и ни кто иной, в первую очередь был заинтересован в скорейшем исчезновении советника Пранса. Обнаружение близости прокурора к «красавчику Саше» никоим образом Прессара не устраивало.

Впрочем, прямыми доказательствами его вины я лично не располагаю; вот и приходится прибегать к общим умозаключениям. Фактов у меня нет — одни домыслы, но зато исключительно реалистичные и выстроенные, как мне кажется, вполне логично.

В том, что Прессар не оставил никаких следов, нет ничего удивительного: он — знающий и опытный юрист. Но мотив убийства имелся, как я думаю, только у него.

Конечно, советника Пранса убил не сам Прессар — это совершенно очевидно. Прокурор являлся только заказчиком преступления. Общим же руководством дела ведал, я убежден, префект Кьяпп.

У префекта существовала целая армия головорезов, оформленных в качестве агентов полиции. Вот один из них и исполнил указание прокурора Прессара. Получил он приказ через Кьяппа, своего босса, а что исходит все от Прессара, и не ведал вовсе.