Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
Теперь путь был свободен, и около трех часов дня я въехал в Сен‑Дени{99}. Хотя оттуда мне пришлось еще около двух часов добираться до Парижа: дорога была забита фургонами и пушками артиллерийского резерва, которые направлялись на север, на помощь Мармону и Мортье{100}. Вы не представляете, что за оживление воцарилось на улицах, когда показался я в мундире казака. Когда я выехал на улицу Риволи, думаю, что толпа, бегущая и скачущая за мной, растянулась в длину не менее чем на четверть мили. Известие о том, что случилось со мной, распространили драгуны (двое из них сопровождали меня). Каждый парижанин знал, каким образом я заполучил казачий мундир. Это была минута моего триумфа: мужчины приветствовали меня криками, женщины махали платками и посылали из окон воздушные поцелуи.
Хотя я человек, абсолютно лишенный тщеславия, но должен признаться, что в тот день не смог сдерживать себя и не скрывал, какое удовольствие доставляет мне столь радушная встреча. Громоздкая русская шинель висела на мне мешком, но я так выгнул грудь, что она натянулась, словно кожица сосиски. А моя низкорослая лошадка играла гривой, топала передними копытами, помахивала хвостом, словно говорила: «В этот раз мы проделали дельце вдвоем. Почести полагаются обоим». Когда я поцеловал ее между влажных ноздрей и спешился у ворот Тюильри{101}, раздались такие оглушительные крики, словно был зачитан бюллетень Великой Армии.
Мое одеяние не слишком годилось для аудиенции у короля, но, в конце концов, прирожденному солдату вроде меня довольно было солдатского мундира. Меня немедленно провели к Жозефу, которого мне часто доводилось встречать в Испании. Он был, как всегда, тучным, спокойным и дружелюбным. Талейран находился в комнате рядом с ним. Мне следовало назвать его герцогом Беневенто, но, честно говоря, старое имя мне нравилось больше. Жозеф прочитал письмо и передал Талейрану. Тот как-то странно уставился на меня своими маленькими блестящими глазками.
– Вы были единственным посланником? – спросил он.
– Был еще один, сир, – ответил я. – Майор Шарпантье из конногренадерского полка.
– Он еще не прибыл, – произнес король Испании.
– Если б вы видели ноги его лошади, сир, то не стали бы удивляться, – заметил я.
– Не исключена и другая причина, – сказал Талейран и ехидно ухмыльнулся.
Что ж, оба поблагодарили меня за службу. Хотя, как много бы они ни говорили, все равно было сказано недостаточно. Я с поклонами удалился, чему был несказанно рад: я ненавижу двор так же сильно, как люблю походный лагерь. Затем я направился к своему старому приятелю Шоберу, который обитал на улице Миромениль. Он одолжил мне свой гусарский мундир, который пришелся как раз впору. К нам присоединилась Лизетта. Мы втроем весело провели ночь, позабыв обо всех опасностях. Наутро я нашел Виолетту готовой к очередному броску на двадцать лиг. Я намеревался вернуться прямо в штаб императора, потому что, как вы догадываетесь, сгорал от нетерпения услышать похвалы из его уст и получить причитающуюся награду.
Не нужно говорить, что обратно я выбрал безопасный путь. С меня было достаточно уланов и казаков, на которых я насмотрелся по дороге в Париж. В Реймс, где все еще находился Наполеон, я прибыл к вечеру. Тела наших погибших товарищей и трупы русских уже успели похоронить. Изменения произошли и в самом лагере. Солдаты выглядели опрятнее, кавалеристы получили свежих лошадей, все отличалось образцовым порядком. Удивительно, что хороший генерал способен сделать за два дня!
Как только я появился в штабе, меня немедленно провели к императору. За письменным столом, на котором лежала большая карта, он пил кофе. Справа и слева от императора склонились Бертье и Макдональд. Наполеон говорил так быстро, что вряд ли генералы понимали хотя бы половину сказанного. Но когда император увидел меня, он швырнул карандаш и вскочил на ноги с таким свирепым видом, что заставил меня похолодеть.
– Какого черта? Что вы здесь делаете? – воскликнул он.
Когда император гневался, его голос становился похожим на павлиний.
– Имею честь доложить вам, сир, – сказал я. – Ваше послание доставлено в руки короля Испании.
– Что?! – рявкнул он, а его глаза вонзились в меня, как штыки.
О, эти ужасные глаза: они изменили цвет с серого на голубой, словно сталь на солнце. Иногда, даже по прошествии стольких лет, я вижу эти глаза во сне.
– Что случилось с Шарпантье? – спросил он.
– Он захвачен в плен, – сказал Макдональд.
– Кем?
– Русскими.
– Казаками?
– Нет, одним казаком.
– Он сдался в плен?
– Не оказывая сопротивления.
– Он умный офицер. Позаботьтесь, чтобы он получил медаль.
Услышав эти слова, я потер руками глаза, чтобы удостовериться, что не сплю.
– Что до вас, – воскликнул император и поднял руку, словно намереваясь ударить меня, – вы ослиная голова. Зачем, вы думаете, я послал вас с таким заданием? Неужели вы полагаете, что я доверю в ваши руки важное сообщение и отправлю по местам, которые заняты врагами? Не знаю, как вам удалось преодолеть все препятствия, но если бы ваш товарищ имел столь же мало здравого смысла, что и вы, то план всей кампании оказался бы провален. Разве вы не понимаете, coglione[6], что в послании содержались фальшивые известия? Я пытался обмануть врага, а тем временем разработал совершенно противоположный план.
Услышав эти жестокие слова, увидев перед собой разъяренное бледное лицо, я вынужден был схватиться за спинку кресла: моя голова закружилась, а колени подогнулись. Но затем самообладание вернулось ко мне. Я напомнил себе, что всю жизнь сражался за этого человека и свою любимую родину.
– Сир, – сказал я. Слезы текли у меня по щекам, пока я говорил. – Когда вы имеете дело со мной, то играйте открыто. Знай я, что вы желаете, чтобы послание попало в руки врагов, то обязательно добился бы этого. Поскольку я верил, что мне поручено хранить его, то приготовился отдать свою жизнь, но выполнить приказ. Не думаю, что кто-либо на свете повстречал столько трудностей и опасностей, сколько встретил я, выполняя, как я полагал, вашу волю.
Я вытер слезы с глаз и рассказал ему о том, как промчался через Суассон, прошмыгнул мимо дозора драгун, принял участие в бою с казаками, наткнулся в винном погребе на графа Боткина. Я не забыл упомянуть о том, как переоделся в русский мундир, как убил в поединке казацкого офицера и как в завершение чуть было не погиб от руки французского драгуна. Император, Бертье и Макдональд слушали с выражением искреннего изумления на лицах. Когда я закончил, Наполеон приблизился и ласково ущипнул меня за ухо.
