Андрей Белянин - Пуля для императора
– Что было там… в трактире… как вы?
– Да побили мы их всех, как кутёнков!
– И этого… вашего, Тарас-эфенди?
– Убег, сучий сын!
– Я почему-то так и думал. Как вы успели уйти и… все живы?
– Не все, – тихо буркнул Матвей, – Все тока в сказках побеждают. Морячка одного едва живым увезли. А лысый энтот на моих руках умер. Шестнадцать ножевых ран на нём, да в руку, да ещё две пули в живот…
Я попытался вспомнить его имя. Бесполезно. Отец Виссарион сказал, что ему пришлось не раз менять фамилию, сберегая своих близких. Этот человек так и умер безымянным, исполняя то, что считал своим высшим долгом.
Я не знаю, где его похоронят, не знаю его истинного имени, не думаю, что хоть кто-то придёт проведать его могилу. И если такова судьба всех Цепных Псов, то уж я точно не хочу себе такой жизни. В который раз себе это говорю.
– Мы победили?
– Когда казачки конвойные подъехали, дык в трактире тока китайцы мёртвые и лежали. Хозяева в подвале заперты были, никто не геройствовал, все живы. И энто, тебя там, один… на допрос дожидаются. Но я не пущу, покуда сам не захочешь!
– Спасибо, Матвей, – я приподнялся на локтях и заглянул в лицо моего самого верного друга. – Я готов. Кто там пришёл? Пустите его.
– Уверен ли, хлопчик? Ить не одного себя защищаешь…
Я крепко сжал его руку. Матвей ответил таким же рукопожатием, от которого у меня едва не перемололо в щебёнку все кости ладони, и, быстро встав, впустил в мою комнату давно известного мне человека. Скромный безымянный чиновник из тайного управления осторожно присел на краешек моей кровати.
– Михаил Николаевич, я вынужден… Нет, давайте иначе. Я готов закрыть глаза на все ваши противозаконные деяния, если вы обещаете впредь не вмешиваться в вопросы политики и не подменять собой функции охраны и полиции российского государства.
– Э-э…
– Вам не хуже меня должно быть известно об отношении государя к так называемым Цепным Псам. Вы ведь не станете отрицать, что относитесь к их ордену, запрещённому ещё царицей Софьей, сестрой Петра Великого?!
– У меня есть выбор?
– Вы отвечаете вопросом на вопрос, как еврей.
– Это плохо?
– Михаил Николаевич, боюсь, вы просто не отдаёте себе отчёта в серьёзности всего происходящего, – нервно улыбнулся он. – Князь Юсупов потребует от нас строжайшего расследования гибели своего дальнего родственника, найденного убитым на пути следования императорского конвоя. Он уверен, что этот молодой человек пытался спасти царя Александра, но был убит злодеями, оставившими на месте преступления дальнобойное оружие английского образца.
– Всё было совсем не так…
– А вот это ровным счётом никому не интересно! Особенно нашему гордому государю. Он, как вы понимаете, абсолютно уверен в лояльности князей Юсуповых, хранящих верность русскому трону ещё со времён Иоанна Грозного!
– Государь жив?
– О Господи… – чиновник потер лоб. – Вы нас совсем за дураков держите? Он был бы жив в любом случае. Царя Александра заменил нанятый актёр из дешёвого провинциального театра. Сам венценосец отправится в Петергоф только завтра. Вы рисковали жизнью, спасая пустышку, актёришку, не царя…
– Хорошо, – удовлетворённо пробормотал я. – Государь Александр Второй жив. Значит, мы всё сделали правильно.
– Кстати, вы в курсе, почему находитесь в доме покойного графа? Павел Павлович оставил завещание, по которому всё его имущество переходит к вам.
– Как? Не может быть! Он ни о чём таком не говорил…
– Но тем не менее. Документ официальный, заверенный у нотариуса, датирован ещё двумя неделями назад, так что обжалованию не подлежит. Собственно, по моему личному приказу вас сюда и перевезли.
Чиновник встал, прошёлся до окна, распахнул его и, впустив в комнату питерскую свежесть, посмотрел на меня, сложив руки на груди.
– Вы понимаете, что я должен был бы арестовать вас и всю вашу сомнительную шайку. Времена изменились. Цепные Псы никому не нужны. Мы сами отлично справляемся с защитой русского престола.
– Понимаю.
– Я могу просить вас остановиться?
– Попробуйте…
Тихий чиновник тайного ведомства молча пожал мне безвольную руку и, не попрощавшись, вышел из комнаты.
Полно вам, снежочки, на талой земле лежа-ать,
Полно вам, казаченьки, горе горевать!
Полно вам, казаченьки, горе горева-ать,
Будем привыкать мы к азиятской стороне-е… —
раздалось буквально через минуту, и наверняка подслушивающий Матвей осторожно сунул нос в двери.
– Так что ж, мы прощены, что ли?
– Ну, по крайней мере, нам не грозят судебным преследованием.
– И то ладно, – он вновь уселся на табурет у моей кровати. – Уж больно я не люблю по судам да каторгам ходить. Скучное энто дело, хлопчик…
Я вдруг понял, что, по сути-то, знать ничего не знаю о папином денщике. А если ему верить, он и арест, и тюрьму, и каторгу прошёл. Господи Боже мой, с кем я вообще дружбу вожу, а?!
– Как он? – неожиданно раздался нежный голосок мисс Энни Челлендер.
– Живой! Всё тебя вспоминает, – совершеннейше нагло соврал папин казак, вставая со своего места. – Поди и вправду нешуточно влюблён в твою светлость, Аннушка. Ох, не я вам судья, но мне отсель уйти. Ты уж яви такую божескую милость, не дави на парня сверх меры…
Я незаметно показал Матвею из-под одеяла большой палец. Спасибо за всё. Дальше я уж как-нибудь сам…
P.S. Что же было дальше…
Государь принял мою спутницу, и после часового разговора за закрытыми дверями, в присутствии трёх высокопоставленных лиц, я был полностью оправдан. Более того, мне было высочайше предложено вступить в армию или получить чин при губернаторе Санкт-Петербурга. Оба варианта высокой чести я отклонил, ссылаясь на нездоровье…
Через месяц мы с Энни обвенчались. Дочь английского посла мисс Челлендер стала Анной Эдуардовной Строговой, маленькой, но твёрдой рукой приняв управление теперь уже моим родовым поместьем. За одну неделю она так построила всех домочадцев, включая прислугу, теперь уже в нашем особняке графа Воронцова, как я, наверное, не сумел бы и за месяц.
Старый казак Матвей остался с нами. Он уверял, что на Кубани ему делать нечего, он давно вдовец, а поскольку детишек им Господь не дал, то ему отсюда ходу нет. Просто некуда. А обзаводиться молодой женой в его-то годы считает баловством.
К зиме мы все переехали в поместье под Санкт-Петербургом. Старая нянюшка встречала меня, как родного, Матвея – как разбойника, Аннушку – с настороженностью и старческим подозрением. Вдруг как всё-таки охомутала парнишку вертихвостка английская? Ещё и рыжая к тому же! Общий язык они нашли не сразу…
