Рассел Уитфилд - Гладиатрикс
Эйрианвен очень захотелось хорошенько ей вмазать, но традиции союза, образованного старшими гладиатрикс, не позволяли поднимать руку на предводительницу. Слово Сорины было законом. Поэтому Эйрианвен лишь покачала головой, молча села и вновь занялась завязками сандалий.
— Надеюсь, ее скоро убьют, — сказала Сорина. — Может, тогда ты вспомнишь, кому на самом деле должна принадлежать твоя верность!
Она не добавила к этому ни слова и вышла из комнаты.
* * *К Лисандре, смотревшей на арену через решетку ворот жизни, подошла Хильдрет.
— Привет! Как ты сегодня? — произнесла германка их ритуальное приветствие.
— У меня все хорошо, Хильдрет, — ответила та. — А у тебя как?
— И у меня все хорошо, — очень серьезно ответила Хильдрет.
Она тоже взглянула за решетку. Там разыгрывалась странноватая, но яркая, даже живописная сцена. Через бутафорский лес, устроенный на арене, верхом ехали женщины. Их было не менее дюжины.
— Это что? — спросила Хильдрет.
Лисандра ответила:
— Так казнят преступников. Женщины гоняются за ними по лесу, настигают и убивают. Вот ведь какой необычный поворот в играх!
— Почему?
— Обычно начинают с боя диких зверей, потом следуют казни. Похоже, нынешний эдитор решил поступить иначе. Как бы то ни было, Хильдрет, эти игры особые. Необычные! Нас ждет первое выступление!
— А они отличные наездницы, — подметила германка.
— Эти женщины родом из Фессалии, что к северу от Эллады, — пояснила Лисандра. — Тамошние жители славятся искусством верховой езды.
Хильдрет только крякнула, когда увидела, как одна фессалийка проткнула копьем какого-то невезучего парня и снискала дружные аплодисменты толпы.
— Ты готова биться? — спросила она, не отрывая глаз от арены.
— Конечно, — не без некоторого высокомерия отозвалась Лисандра.
Ей успела здорово надоесть самонадеянность Хильдрет, обретенная после того их давнего боя. Ну да, в тот раз она очень скверно дралась, но то, что былая соперница принялась вести себя так, будто в чем-то превосходила ее, было попросту возмутительно.
Лисандра отвернулась и стала следить за драмой, разыгрывавшейся в «лесу».
Несколько жертв погони объединились, сумели стащить с коня одну из наездниц и теперь вершили над ней жестокую месть. Один из них кромсал распростертое тело фессалийки ее же мечом. Та буквально выла, призывая на помощь, толпа отвечала ей презрительным улюлюканьем. Бедняга наконец получила последний удар, перерубивший ей шею, и крики замолкли. Беглецы ликовали, но их радость оказалась недолгой. Вооруженные всадницы, привлеченные воплями погибающей товарки, уже разворачивали коней и пускали их в галоп.
Лисандра испытала некоторое потрясение, когда увидела, что организаторы игр обошлись с этими мужчинами как с дикими животными. Ее поразило, что им не дали даже реального шанса сразиться. Их просто поубивали, и все. Как скот на бойне. Лисандра не знала и знать не хотела, каковы их прегрешения перед законом. Для нее было очевидно лишь то, что поступили с ними в высшей степени варварски. Она даже подумала, что Сорина, может быть, не так уж и заблуждалась в своей оценке римлян и всего римского.
— Только не вздумай опять драться говенно, — прервал ее размышления голос Хильдрет. — Тут все по-настоящему, — добавила германка и кивнула в сторону арены, где всадницы как раз добивали своих невезучих противников.
— На сей счет можешь не волноваться, — сухо ответила Лисандра, повернулась и ушла, оставив Хильдрет наблюдать за событиями на арене.
* * *Когда Лисандра разыскала своих эллинок, те сидели молча, думая каждая о своем. Она хотела сказать им нечто ободряющее, но прикусила язык. Женщины сосредоточились. Они готовились к грядущему испытанию. Мешать им не стоило.
Оказавшись таким образом не у дел, Лисандра присела в уголок и опять задумалась об Эйрианвен, но тут же тряхнула головой, сердясь на себя. Ей ведь тоже стоило бы сосредоточиться на бое, который вскорости должен был начаться. Отвлекаться в подобный момент — как же это не по-спартански! Каковы бы ни были ее чувства к прекрасной британке, все посторонние мысли следовало безжалостно отставить, отогнать прочь. Лисандра вновь подумала о том, как же ей все-таки повезло. Как гласила поговорка, ходившая в ее городе, она была эллинкой по рождению и спартанкой по особенной милости богов. Жрица Афины знала, что лишь спартанцам было дано так управлять своими чувствами, как это умела она. Именно благодаря этому они и возвысились над всеми прочими эллинами.
Из полутьмы подземных переходов возник Палка, по безобразной физиономии которого блуждала улыбка. Он нес в руке ведерочко жидкого масла.
— Казни почти завершились, — сообщил он. — Скоро ваш черед.
Услышав это, женщины зашевелились, и Палка добавил:
— Так что начинайте-ка готовиться!
— Кто будет драться первой? — спросила Фиба.
В ее голосе звучала заметная хрипотца, и Лисандра заподозрила, не была ли она признаком страха.
— Как кто? Конечно, наша спартаночка, — ответил Палка, поставил ведерко, махнул рукой на прощание и ушел.
Лисандра с напряженной улыбкой стащила с себя тунику и бросила ее Данае. Потом она покачала головой, повертела шеей, разминая мышцы и заодно отбрасывая прочь все остатки ненужных мыслей и чувств. Залогом победы были готовность к бою, выучка и осознание своей силы. В бою должно думать тело, а не разум. Лисандра взялась за простые разогревающие упражнения, одновременно освобождая рассудок. Вскоре ее тело залоснилось от пота. В нем не было ни малейшего напряжения, а разум обрел желанную свободу и пустоту.
Она зачерпнула горстью немного масла, принесенного Палкой, и смазала им волосы, отводя вороные пряди назад ото лба. Будто повинуясь молчаливой команде, подошла Фиба и завязала ей волосы в хвост. Потом коринфянка тоже обмакнула ладонь в масло и начала втирать его в мускулистую спину Лисандры, покрытую шрамами. Даная зашла спереди, опустилась на колени и начала смазывать торс и ноги спартанки. Их слаженные действия чем-то напоминали ритуал перевоплощения. С каждым прикосновением рук Лисандра будто исчезала. Вместо нее все больше появлялась Ахиллия. Масло впитывалось в кожу девушки и становилось незримой броней, отъединявшей ее истинную личность от гладиатрикс Ахиллии, бьющейся на арене.
Наконец Фиба с Данаей отступили прочь и стали любоваться своей работой. Тело Лисандры лоснилось в факельном свете. Из одежды на ней была только набедренная повязка, и бледноватая кожа придавала спартанке сходство с мраморной статуей.