Поль Феваль - Королевский фаворит
Изабелла, ни слова не говоря, взяла бутылку и начала обходить с нею столы.
Будь за королевским столом человек, в котором сохранилась хоть капля чести, он был бы проникнут почтительным состраданием к этой женщине, подвергавшейся таким незаслуженным унижениям. Но кого не было — того не было, и каждый раз, как королева наполняла бокал, поднимался всеобщий взрыв хохота.
Кастельмелор последним протянул свой стакан. В ту минуту, как королева наливала его, он вдруг поднялся и поцеловал ее в щеку.
Альфонс громко захохотал.
Королева сделалась бледнее смерти. Она была кротка и даже слаба, но на этот раз ее гордость была возмущена.
Она выпрямилась и сделала шаг назад.
— Вы подлец, — сказала она. — Если бы Бог дал мне в мужья мужчину, то я просила бы у него не вашей жизни, а чтобы с вами обошлись, как вы того заслуживаете, чтобы палач наказал вас кнутом на лиссабонской площади!
Сказав это, она медленно вышла.
— Что, граф, — сказал король, — тебе порядочно досталось.
— А ваше величество публично оскорбили, — отвечал Кастельмелор, скрывая свою ненависть под видом шутки.
— Тебя… палач… кнутом! Это очень забавно.
— Если бы Бог дал мне в мужья мужчину!.. — прошептал Кастельмелор.
— Матерь Божия! Это правда, она сказала это! — вскричал король. — Я — не мужчина!.. Черт возьми! Я покажу ей, что я мужчина! Горе ей! Приведите ее ко мне!
Глава XXIV. КОРОЛЕВА
И так как никто не двигался, то король повторил с возрастающим гневом:
— Приведите ее ко мне! Говорю я вам, притащите ее сюда сию же минуту!
— Для чего? — холодно спросил Кастельмелор.
— Чтобы я доказал ей, что я мужчина! — закричал король, глаза которого налились кровью.
В то же время он выхватил свой кинжал и, скрежеща зубами, так сильно ударил им в стол, что пробил дубовую доску насквозь.
Но это усилие совершенно истощило его, и он бессильно опустился в кресло.
— Кастельмелор, — сказал он, — иди сейчас в ее комнату и убей ее.
— Сеньоры, — сказал Кастельмелор вместо того, чтобы повиноваться, — оставьте нас одних, его величество желает переговорить со мной наедине.
Собрание бросило взгляд сожаления на недопитые стаканы, но приказывал не король, а Кастельмелор, поэтому надо было повиноваться.
— Ваше величество, — продолжал граф, когда все вышли, — позвольте мне заметить, что вы заходите слишком далеко. Маркиз де Санда — в Лиссабоне, и вместе с ним приехал француз, снабженный, без сомнения, полномочиями своего повелителя. Португалия не в состоянии бороться с Францией.
— Ты уже давно надоедал мне! — вскричал, зевая, король.
— Ваше величество, моя обязанность…
— Послушай, поди приведи сюда ушедших придворных и не возвращайся, ты сегодня не в духе.
— Еще одно слово, ваше величество…
— Ну! — с досадой сказал король.
— Позволите ли вы мне сделать, что я захочу?
— Конечно. По поводу чего?
— Королева…
— Королева! — перебил король, уже забывший сцену за ужином. — Что ты мне толкуешь про королеву?
— Она оскорбила ваше величество.
— В самом деле? Впрочем… это возможно. Ну хорошо, возьми ее и делай с ней, что хочешь, ступай!
Граф тотчас же вышел.
Со времени своего возвышения Кастельмелор уже значительно уменьшил права рыцарей Небесного Свода, которых даже переселил из дворца в казармы, но тем не менее он был уверен в их преданности, благодаря Асканио Макароне, которого сделал их начальником и который выражал ему неограниченную преданность.
Оставив короля, Кастельмелор, послал за Асканио.
Презренный падуанец получил приказание выбрать десять наименее церемонных рыцарей Небесного Свода. Эти десятеро должны были в час ночи спрятаться на улице около монастыря Благочестия, где королева обыкновенно присутствовала на богослужении.
Как мы уже сказали, это было накануне Рождества, так что, по всей вероятности, королева должна была отправиться на полунощную службу. Кастельмелор, имевший большой интерес удалить ее от двора, с радостью ухватился за этот случай, чтобы приступить к плану, который должен был привести к исполнению его желаний.
Макароне был человек аккуратный и попросил два раза повторить приказание, наконец, он вполне проникся своею ролью, которая состояла в том, чтобы похитить королеву и отвезти ее в укрепленный замок Сур в провинции Тра-ос-Монтес.
Королева, ничего не подозревая и больше чем когда-либо ища утешения в религии, оставила в полночь дворец и отправилась в монастырь в карете. В час служба окончилась, и королева снова села в карету.
Едва застучали колеса, навстречу лошадям бросилось десять человек. Макароне подошел к карете, отворил дверцу и заглянул внутрь.
— Сударыня, — сказал он, любезно кланяясь, — мне поручено проводить вас в вашу летнюю резиденцию. Угодно вам ехать одной или взять с собой двух прелестных ваших спутниц.
Королева хотела спросить, что это значит, но не успела.
Вероятно, о ней кто-то постоянно заботился, и, вероятно, этот кто-то имел хороших осведомителей в казармах рыцарей Небесного Свода. В ту минуту, как Макароне оканчивал свою речь вторичным поклоном, на другом конце улицы послышался стук лошадиных копыт.
— В путь! — приказал прекрасный падуанец, мгновенно изменяя тон.
— Кто вы? Куда вы меня везете? — возмутилась королева.
Стук копыт быстро приближался. Ехало всего двое, что успокоило Макароне, но один из всадников, сидевший на крепкой андалузской лошади, походил на Голиафа, что заставило Макароне вновь насторожиться.
— Что здесь такое? — спросил отрывистым и надменным голосом меньший всадник, одетый в богатый костюм. — Почему вы останавливали эту карету, дураки?
Высокий всадник, одетый в ливрею темного цвета, не сказал ничего, но вытащил из ножен почтенных размеров шпагу.
Едва заслышав голос первого всадника, королева вздрогнула. Она высунула голову из кареты, но не сказала ни слова.
— Проезжайте вашей дорогой, сеньоры, — отвечал падуанец, — и не путайтесь не в свое дело.
Всадник в роскошном костюме ничего не ответил, но взмахнул рукой, выхватил шпагу, и у падуанца искры посыпались из глаз. В то же время всадник дал шпоры лошади, сбил с ног Асканио и бросился на остальных. Великан, сопровождавший его, тоже не остался позади. Он поднял пять или шесть раз свою тяжелую шпагу, после чего вложил ее в ножны, потому что врагов больше не осталось.
Только один падуанец прикинулся убитым, чтобы подглядеть, с кем он имел дело, но великан сделал вид, что хочет смять его копытами своей лошади, тогда наш бедный друг, рискуя заставить затрястись в гробах своих знаменитых предков, бросился бежать со всех ног. Итак, незнакомцы остались победителями. Лакей стоял в отдалении, тогда как господин подъехал к карете.
