Артур Дойл - Дядя Бернак
— Я убежден в этом, потому что, насколько я знаю мою кузину, она не выносит трусости и низости!
— Как вы горячо заговорили, мсье! Вы, по-видимому, слегка увлекаетесь вашей хорошенькой кузиной?!
— Ваше Величество, я докладывал вам, что…
— Но ведь невеста ваша там, далеко, за океаном, и многое могло измениться с тех пор, как вы расстались!
В дверях показался Констан.
— Его уже привели, Ваше Величество!
— Тем лучше! Перейдем в следующую комнату. Жозефина, ты непременно должна идти с нами, потому что это скорее твое дело, чем мое!
Мы перешли в длинную узкую комнату. Она освещалась двумя окнами, но занавеси были опущены и почти не пропускали света. Около двери стоял всё тот же мамелюк Рустем, а рядом с ним был тот, о ком у нас только что шла речь. С плотно сжатыми руками, с лицом, опущенным вниз от стыда, Лесаж поднял на нас свои испуганные глаза и задрожал как осиновый лист при приближении Императора. Наполеон стал перед ним, слегка расставив ноги, заложив руки за спину, пронизывая его долгим испытующим взором.
— Ну-с, милостивый государь,— сказал он наконец,— вы, я думаю, достаточно обожгли пальчики и вряд ли теперь близко подойдете к огню! Или вы рассчитываете и в дальнейшем продолжать заниматься политикой?
— Если я буду помилован, то Ваше Величество с этого дня приобретет самого преданного вам слугу на всю жизнь! — пробормотал, едва выговаривая слова, Лесаж.
Император промычал что-то в ответ на это лестное предложение и при этом просыпал щепоть табаку на свой белый халат.
— В том, что вы говорите, есть, пожалуй, доля правды, потому что человек, имеющий основание бояться, всегда будет служить хорошо. Но я ведь очень требовательный хозяин!
— Я не побоюсь никаких трудностей, если мне будет приказано что-либо сделать: я всё выполню, как бы опасно ни было поручение, если вы даруете мне прощение!
— Например, мне иногда приходят в голову довольно странные желания,— сказал Император,— женить людей, поступающих ко мне на службу не по их желаниям, а исключительно по своему усмотрению. Согласны вы и на это?
Внутренняя борьба отразилась на лице поэта, он всплеснул руками и потом снова сжал их.
— Могу я просить вас, Ваше Величество?
— Вы ни о чем не смеете просить!
— Но есть некоторые обстоятельства, Ваше Величество!..
— Пожалуйста, довольно этого! — гневно крикнул Император, поворачиваясь на каблуках. — Я не прошу указаний, я приказываю! Я желаю найти мужа для мадемуазель де Бержеро. Желаете ли вы жениться на ней, или же вы тотчас вернетесь в тюрьму!
На судорожно искривившемся от волнения лице Лесажа снова отразилась борьба; он в нерешительности ломал руки.
— Довольно! — крикнул Император. — Рустем, позвать стражу!
— Нет, нет, Ваше Величество, не отсылайте меня назад в тюрьму!
— Стражу, Рустем!
— Я согласен на всё, я женюсь, на ком вы прикажете!
— Негодяй,— произнес чей-то голос, и Сибилла, раздвинув занавеси, тяжело дыша, остановилась у одного из окон.
Ее лицо побледнело от гнева, и глаза блистали ненавистью; высокая, стройная фигура моей кузины резко выделялась на фоне окна, открытого теперь раздвинутой ею в минуту гнева занавесью. Она забыла о присутствии Императора, она забыла всё в приливе ненависти и презрения!
— Они мне показали вас в настоящем свете,— презрительно сказала Сибилла,— мне не хотелось им верить, и я не смогла им поверить, потому что я не думала даже о возможности существования столь презренных существ! Они поклялись доказать мне это, и я позволила им это, и теперь сама увидала, кто вы! Хорошо, что было еще не поздно! И подумать только, что для вас я пожертвовала жизнью человека, в сто раз лучшего и достойшейшего, чем вы. Да я жестоко наказана за этот поступок! Туссак отмщен.
— Довольно! — сердито сказал Император. — Констан, проводи мадемуазель Бернак в следующую комнату. Что касается вас, сударь, я никогда не решусь связать судьбу ни одной из моих придворных дам с таким человеком, как вы! Вполне довольно того, что вы показались в настоящем свете и что мадемуазель Бернак излечилась от своей безумной страсти. Рустем, уведите арестанта!
— Вы видите, мсье де Лаваль,— обратился он ко мне, когда уничтоженный Лесаж был уведен из комнаты,— мы обделали славное дельце между кофе и завтраком. Это была ваша идея, Жозефина, и я вполне положился на вас. А теперь, де Лаваль, мы хотим вознаградить вас за то, что вы подали блестящий пример эмигрантам-аристократам, и, конечно, за ваше участие в поимке Туссака. Вы будете получать жалованье, достаточное для того, чтобы жить сообразно со званием моего адьютанта. Кроме того, я решил женить вас на одной из фрейлин императрицы!
Мое сердце сильно забилось при этих словах Императора.
— Ваше Величество! — едва выговаривая слова, произнес я.— Это невозможно!
— Я не позволяю долго колебаться! Невеста ваша из прекрасной семьи и очень красива. Во всяком случае, это решено. Ваша свадьба будет в четверг.
— Но это невозможно, Ваше Величество,— повторил я.
— Невозможно! Когда вы побудете на моей службе несколько долее, вы поймете, что я не переношу этого слова. Я говорю вам, что это решено.
— Мое сердце принадлежит другой, Ваше Величество! Я не могу изменить моей клятве!
— Неужели? — спросил Император. — Если вы настаиваете на этом, то, конечно, не можете рассчитывать удержать за собою место при моей особе!
Все мои планы и надежды рушились. Но что же мне оставалось делать?
— Этот миг самый тяжелый в моей жизни, Ваше Величество,— твердо сказал я,— но я всё же останусь верен данному слову. Даже если бы мне пришлось сделаться разбойником на большой дороге вместо высокой чести быть вашим адьютантом, я всё же женюсь на Евгении де Шуазель или совсем не женюсь!
Императрица встала и приблизилась к окну.
— Так как вы продолжаете упорствовать, мсье де Лаваль,— сказала она,— я хочу позволить вам взглянуть хотя бы одним глазком на мою фрейлину, от которой вы отказываетесь с таким презрением!
Жозефина быстро откинула занавесь второго окна. Там стояла женщина. Она сделала несколько шагов и с полуподавленным криком радости и счастья бросилась ко мне и обвила мою шею руками. Я словно во сне, не веря сомому себе, прижал к сердцу эту женщину, узнав нежные, дорогие мне глазки моей Евгении. Я боялся, что это сон; пройдет мгновение — я проснусь, и Евгения исчезнет!
— Оставим их одних,— сказала императрица. — Пойдем, Наполеон! Мне становится грустно при виде их. Я вспоминаю былые дни на улице Шотерен!
Вот и конец моего маленького романа. Как всегда, планы Императора были приведены в исполнение в назначенный день, и в четверг мы были обвенчаны. Эта всесильная рука сумела доставить сюда Евгению из кентского городка, чтобы быть вполне уверенным в том, что я не убегу, и чтобы возвысить свой двор присутствием представительницы стариннейшего рода де Шуазелей.
