Роберт Ши - Монах: последний зиндзя
– Я буду охранять тела принцессы и ее сына до тех пор, пока вы сможете прислать слуг, чтобы забрать их назад, в Рокухару, – сказал Дзебу.
– Хорошо, шике, – сказал Икью. – Мы также выставим охрану на подступах к мосту, но вы сможете попрощаться с ней наедине.
Самураи ушли, а Дзебу, молясь о мертвых, пошел на середину моста. Носильщики лежали в неестественных позах, стрелы торчали из их спин. Дзебу аккуратно отодвинул занавес паланкина. Женщина, одетая в фиолетовые одеяния, сидела наклонившись вперед, её длинные чёрные волосы свисали, словно вуаль. Сразу было видно, что она мертва. Две стрелы вошли в ее спину, а одежды были пропитаны кровью. Он взял ее за плечи двумя руками и поднял безжизненное тело. Она была привлекательной, круглолицей, с мелкими чертами лица, которое она, как подобает принцессе императорского дома, прятала от мира. Её рот был открыт, обнажая окрашенные по моде двора зубы, как ряды маленьких чёрных жемчужин. Она проявила храбрость. Ей могла бы быть оставлена жизнь, если бы она уступила своего ребенка палачу. Вместо этого она рисковала собой, пытаясь вывезти сына из Рокухары. Под неподвижным телом принцессы Дзебу увидел маленькую черную головку и две руки, цепляющиеся за ее платье. Руки слегка шевельнулись. Дзебу облегченно вздохнул.
– Я знаю, что ты жив, – прошептал он. – Ты ранен?
– Нет, – тихо сказал мальчик.
– Мы должны действовать быстро. Я вытащу тебя из паланкина и посажу на свою лошадь. Будь готов!
Дзебу нагнулся к паланкину, вытащил ребенка из-под тела матери и выпрямился. Прижав Саметомо к своей груди, он побежал вдоль моста к своему стоявшему на привязи коню. Опомнившиеся стражники кричали Дзебу, чтобы он остановился, но он вскочив в седло, посадил мальчика впереди себя и пустил лошадь в галоп. За ними полетели стрелы, но не смогли пронзить его доспехи, а застряли в пластинах. Саметомо молчал, Дзебу чувствовал, как тело ребенка напряглось от страха. Лошадь неслась сквозь сумерки вдоль затененной соснами тропинки, которая вилась в сторону горы Хигаши. Стража на мосту не имела лошадей, и требовалось много времени, чтобы они получили помощь из Рокухары. К тому времени Саметомо был бы уже в безопасности – с Моко и его людьми. «Двадцать лет назад, – думал Дзебу, – Хоригава убил нашу дочь. Теперь я спас от него этого мальчика». Он мысленно ликовал. Спасение чужой жизни от Хоригавы принесло большее удовлетворение, чем могло бы принести убийство самого Хоригавы.
– Куда ты везёшь меня? – спросил Саметомо. Его маленькое тело немного расслабилось.
– К твоей бабушке.
Дзебу знал, что Хидейори мог бы ещё настаивать на смерти мальчика, и, даже если он подарит Танико Саметомо и это изменит её чувства к Дзебу, это ничего не будет означать, поскольку ей понадобится помощь Хидейори, чтобы спасти жизнь мальчика. Лошадь тяжёло дышала, поднимаясь по крутой тропинке. Луна величиной в три четверти, поднимающаяся над горами восточного Хэйан Кё, давала Дзебу и его коню достаточно света, чтобы видеть всё вокруг. «Было полнолуние, – вспоминал он, – когда я и Танико поклялись любить друг друга на этой самой горе». Он слышал бряцание доспехов и звяканье копыт лошадей впереди, это был Моко.
У Моко и у Саметомо был жалкий вид, когда Дзебу сказал, что не отправится в Камакуру.
– Я должен ехать к князю Юкио немедленно, – объяснил он. – Хоригава сказал одну вещь, которая убедила меня в том, что он собирается использовать свою старую хитрость – противопоставить самураев друг другу. Юкио нужно предостеречь, или он долго не проживет. Сейчас Хоригава и Бокуден будут искать меня в Токайдо, думая, что у меня мальчик. А когда они обнаружат, что я все еще в Хэйан Кё, я буду под защитой Юкио. А тебе с твоими людьми представится возможность вывезти Саметомо. Помни, ты должен доставить его прямо госпоже Танико, и никуда больше!
– Спасибо тебе, что ты спас меня, большой монах! – сказал Саметомо, глядя на Дзебу тем спокойным и умным пристальным взглядом, который он так хорошо запомнил в Танико.
– Ты сохранял спокойствие, пока я не добрался до тебя, в то время как твоя мать мертвая лежала над тобой, – сказал Дзебу. – Ты молодой человек с большой духовной силой, – знаешь ли ты, что это значит?
– Я надеюсь, что я вырасту таким же высоким, как и ты.
Дзебу подумал: «Я сомневаюсь, что кто-либо из нас доживет до того, чтобы увидеть, как ты вырастешь, малыш».
Глава 18
Хидейори прижал свою руку к её груди, Танико не противилась. В его глазах мелькнула тень удивления.
– Ты начинаешь находить меня более привлекательным?
– Я всегда находила вас привлекательным, мой повелитель. Мне только хотелось бы знать, что нашли вы в несчастной старой женщине.
Танико осторожно ускользнула от него и начала наливать чай из кубка династии Тан, которому было около трехсот лет.
– Мой повелитель знает, что я бабушка?
– Ты никогда раньше об этом не упоминала!
Это не был прямой ответ. Она была уверена, что он знает о ней почти всё. Хидейори уселся, скрестив ноги, поправил чёрный халат на коленях и стал потягивать пенящийся чай из изящной чаши, покрытой глазурью в том же стиле, что и кубок. Его опочивальня напоминала келью аскета, но предметы, которыми он пользовался, были, словно у императора, драгоценными и красивыми.
– Мой внук вчера прибыл в Камакуру, – сказала Танико, обернув свои руки полами одежды и спокойно разглядывая их.
Это дело нужно было преподнести с величайшей осторожностью. Возможно, это ничего не даст, может быть, Саметомо обречён. Танико хотела убедить Хидейори пощадить Саметомо, ссылаясь на желание сегуна утихомирить империю. Она обговорила это с Ейзеном прошлым вечером, после приезда Саметомо; монах признал, что её идея имеет смысл.
– Но это означает, что ты должна будешь принести в жертву свою жизнь, – заключил учитель дзен.
– Никто не должен приносить жертву, и ничье будущее не должно быть принесено в жертву, – возразила Танико.
– Твои слова отдают догмами дзен, – парировал Ейзен.
Танико знала, что это был невольный комплимент её углубляющимся познаниям. Едва ли когда-либо Ейзен хвалил её, уверенный, как он это излагал, что похвала – это яд, и ей было не нужно, чтобы он говорил ей о её совершенстве. Она понимала теперь, что нельзя познать истину через кого-либо другого и что никто не может дать просветление. Всё, что ты можешь сделать, – это усилить сознание того, что ты уже Будда, Разбуженная Душа. Только ты можешь сделать это для себя. В то время как с каждым днем ее прозрение усиливалось и углублялось медитациями, она находила, что её решения были справедливы для этой ситуации и их последствия были бы благоприятными для всех. В то же время она все меньше беспокоилась о результатах. Она делала то, что должен был делать прозревший человек, и отказывалась беспокоиться о том, примет ли дело тот оборот, какой бы ей хотелось.
