Мариена Ранель - Маски сброшены
— Что? — глухим голосом спросил Алексис, почувствовав, как внутри у него что-то замерло.
— Случайная ночь на маскараде со случайным мужчиной оставила след не только в моем сознании и моем сердце. Она оставила мне тебя.
— Вы хотите сказать, что я… — промолвил он и замолчал на полуфразе, не в силах продолжать.
— Богу было угодно, чтобы этот неизвестный, с которым я провела единственную ночь, стал отцом моего сына, — сказала она, вкладывая в эти слова остатки своего мужества, и добавила: — Твоим отцом.
Алексис посмотрел на неё расширенными от потрясения глазами. Все его эмоции и мысли, казалось, застыли от действия её шокирующего признания. Между матерью и сыном воцарилось молчание. Она с виноватым выражением лица наблюдала за ним и терпеливо ждала, когда он придет в себя от этого шокирующего известия и что-нибудь скажет.
— Стало быть, поэтому вы вышли замуж за князя Ворожеева, — наконец, произнес он. — Вы хотели при помощи этого брака сохранить свое доброе имя.
Его голос был спокойным и ровным. В нем не было ни упрека, ни обвинения, а какая-то глубокая грусть.
— Да, именно для того, чтобы сохранить свое доброе имя, — подтвердила Елизавета. — Если бы я отказалась от этого брака, а через какое-то время стало бы известно о моей беременности, ты не представляешь, какой бы разразился скандал. Мое имя было бы обесчещено, моя репутация — запятнана, передо мной закрылись бы двери всех приличных домов. Даже сейчас все это меня пугает, а тогда для меня это было страшнее смерти. Впрочем, я могла бы довериться своей маменьке. Она сделала бы все возможное и невозможное, чтобы избежать скандала. Она отослала бы меня куда-нибудь подальше, где я втайне от всех родила своего ребенка, а затем передала его на воспитание какой-нибудь наемной матери. Но я предпочла выйти замуж за князя Ворожеева, хранить свою тайну от всех и воспитывать тебя, как его наследника.
— И он никогда ни о чем не догадывался?
— Нет, — возразила Елизавета. — И этим я обязана его самоуверенности. Он всегда считал, что был единственным мужчиной в моей жизни. Он считал, что я не способна изменить ему с другим, даже из чувства мести, поскольку это противоречит моей природе. В его глазах я была до тошноты правильной и до глупости верной.
— И вы все это время несли груз этой тайны?
— Мне ничего другого не оставалось. Да, я, ненавидевшая ложь и лицемерие, все эти годы поддерживала уверенность своего мужа в том, что ты его сын, или, проще сказать, лгала. Ты не представляешь, как это тяжело: от страха скрывать и поневоле обманывать! Но, я и представить не могу, что было бы со мной, если бы я призналась во всем этому человеку!
— Я понимаю, — с сочувствием и грустью произнес Алексис. — Сколько же вам пришлось выстрадать, матушка!
— Поначалу я чувствовала за собой вину, — призналась она. — И чтобы как-то её загладить, я старалась быть заботливой и примерной женой. Я старалась забыть о его предательстве, о своей боли и своем разочаровании. Мне казалось, той ночью на маскараде я в полной мере расквиталась с ним за его предательство. Но помимо этого, я ещё чувствовала огромную вину перед старым князем Ворожеевым, который относился ко мне, как к родной дочери. Я хотела подарить ему настоящих наследников, но не смогла. Однако моему чувству вины и моим угрызениям совести не суждено было долго жить. Одно предательство моего мужа сменялось другим, третьим; неуважение ко мне перерастало в откровенные насмехательства; пренебрежение приобретало форму цинизма. В такие моменты я его ненавидела и считала себя полностью правой. А со смертью старого князя мое чувство вины и угрызения совести исчезли окончательно. Да, я страдала, но страдала по другой причине. Я страдала от неизвестности — оттого, что не знала, кто был тот мужчина на маскараде, и что его невозможно было найти; страдала от своего вынужденного смирения что мне приходилось молчаливо терпеть выходки своего ненавистного мужа; и ещё страдала оттого, что не могла ничего изменить.
— И все из-за меня, — с тяжелым вздохом произнес сын.
— Нет! Что ты говоришь? — возразила мать. — Если бы не ты, я не смогла бы вынести все это! У меня не хватило бы мужества и решимости, чтобы противостоять ему. Ты — смысл моей жизни. Когда мне очень плохо, я нахожу в тебе утешение. Когда грустно, ты приносишь мне радость. И так было всегда.
Алексис положил голову на её плечо, она нежно погладила его по волосам.
— Хорошо, что вы решились доверить мне эту тайну, — сказал он. Теперь мы будем нести её груз вместе.
— Нет, — резко сказала Елизавета. — Ты не понимаешь. Я рассказала тебе все это не потому, что хотела разделить с тобой этот груз. Мне известно, каково это — растить сына и не знать при этом кто его отец и как его найти. Никогда тебе такого не пожелаю.
— Тогда почему? — спросил он. — Что такого произошло, что заставило вас открыться?
— Я нашла этого человека. Нашла твоего настоящего отца. Теперь я знаю кто он и как его имя.
— Знаете как его имя? — с огромным волнением переспросил Алексис. — И вы можете мне его назвать?
— Да, — подтвердила Елизавета. — Это граф Вольшанский.
— Граф Вольшанский, — повторил Алексис. — Невероятно! Мой отец — граф Вольшанский. Тот, кто по-настоящему любит вас. Вы встретились спустя столько лет и полюбили друг друга. И открылась тайна. Даже самая бурная фантазия ничто в сравнении с этой историей — историей моего происхождения!
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Не знаю. В моих чувствах полная неразбериха, впрочем, и в мыслях тоже. А граф? Он знает о том, что я его сын?
— У меня не хватило мужества сказать ему все сразу. Он знает только то, что я была той девушкой на маскараде. Но я обязательно ему все расскажу! И потом, я хотела прежде поговорить с тобой.
— Вы правильно сделали, — поддержал её сын.
— Ты сердишься на меня?
— Как я могу на вас сердиться! — возразил он, с сыновней нежностью обняв её за плечи.
— Но я столько лет тебя обманывала, и всех остальных! Ты считал меня самой лучшей, самой справедливой, самой честной.
— Я и теперь считаю вас самой лучшей, самой справедливой, самой честной. Ни мое уважение к вам, ни моя любовь не уменьшились. В том, что произошло, нет вашей вины. Вы стали жертвой провидения.
— Ты самый понимающий и самый чудесный сын на свете! — с восхищением и любовью произнесла Елизавета, крепко обняв его. — Когда Владимир узнает о том, что ты его сын, он будет счастлив. Он необыкновенный человек! Ты полюбишь его, милый. Все должно быть хорошо! Я это чувствую.
— Да, наверное, — задумчиво произнес он.
