Жюльетта Бенцони - Талисман Карла Смелого
– А почему не в воображении?
Мари-Анжелин скрестила на груди руки и смотрела перед собой глазами, полными слез. Она походила сейчас на затравленного зверька. Альдо сразу проникся к ней сочувствием и поспешил на помощь.
– Не стоит отчаиваться, Мари-Анжелин! Если вы сомневаетесь в нашей любви, вы не правы!
– А вам не приходит в голову, что вы оскорбляете меня своим недоверием?
– А вам не кажется, что слово «оскорбляете» звучит слишком громко? Хорошо, я допускаю, что Карл Смелый не пришел вам в голову. Бывает. Даже у самых знающих людей может отсутствовать наитие. Оставим Карла в покое и вернемся к вашему рисунку. Он необыкновенно удачен, и для того, чтобы так уверенно и твердо изобразить это необычное лицо, нужно было, чтобы вы видели его перед собой. И вы его увидели. На вашем портрете этот человек носит водолазку, а не орден Золотого руна, и это, конечно, существенная разница…
– А может, мы все-таки отправимся спать? – предложила госпожа де Соммьер. – Говорят, утро вечера мудренее. Пойдемте, План-Крепен, вы прочитаете мне на ночь страничку чего-нибудь усыпляющего, чтобы я поскорее заснула. Например, Марселя Пруста, который «в поисках утраченного времени» крадет его у читателей.
Чтица мгновенно встала на дыбы.
– Что мы такое говорим?! Стиль Марселя Пруста – сама безупречность!
– И скука смертная! Но если вы предпочитаете «Замогильные записки»…
– «Чаровника» Шатобриана?! Какая гадость!
– Написано великолепно, но любование и восхищение собственной персоной в конце концов приедается читателю. Ну что ж, дорогие мальчики, доброй ночи!
Адальбер отправился к себе, Альдо спустился в сад, отделенный от парка Монсо низкой оградой. Ему не захотелось сидеть на скамейке, он закурил сигарету и, не торопясь, стал прохаживаться по дорожке, приводя свои мысли в порядок. Новый и непривычный образ План-Крепен сбивал его с толку. Он не мог отделаться от неприятного ощущения, что она покинула их лагерь и перешла на сторону врага, неведомого и пока неуловимого…
Но вместе с тем План-Крепен была пострадавшей, ее похитили, держали в заточении, скверно обращались. На ее глазах убили человека… Но она упорно отгораживалась «провалами в памяти», хотя и он, и Адальбер верили в них все меньше. А что, если?..
Альдо решил больше не напрягать извилины проблемами с План-Крепен и задумался о тесте. Но и с тестем было не легче. Мориц Кледерман изменился не меньше Мари-Анжелин.
Конечно, его можно понять. Он тоже пережил похищение, с ним ужасно обращались. Чего стоит пребывание в клинике, обещавшее в перспективе только смерть? Он вменил себе неусыпный контроль над собой, он все вынес, но подобное напряжение подточило бы даже самый железный характер. На пережитые испытания наложился еще и возраст. Только этим можно объяснить желание заявлять о себе, привлекая внимание роскошью. Отсюда и самолет, которым тесть к тому же учится управлять, и излишества в «Рице». Подумать только! Гостиная «Психея» для ужина на троих. И снова вспыхнувшая страсть к коллекции исторических драгоценностей, которая, безусловно, у него самая богатая в мире. Все это вместе дает почву для размышлений, и Альдо очень бы хотелось обсудить эти перемены с Лизой. И он тут же пообещал себе, что поедет за ней сразу же, как только минует опасность.
Но какая, собственно, опасность? Морозини поймал себя на мысли, что он понятия не имеет, что имеет в виду и откуда грозит им эта опасность… Но при этом чувствовал, что опасность действительно существует, скрытая, но неумолимая. Настроенный на ту же волну, Адальбер тоже должен ощущать ее присутствие, так что завтра утром им стоит обсудить свои ощущения.
Несокрушимый здравый смысл Адальбера все расставит по местам, если вдруг Альдо потерял чувство реальности.
Закуривая еще одну – последнюю! – сигарету, Альдо подумал, что курит слишком много и Лиза непременно объявит ему войну. Он поднял голову, и его взгляд упал на немой фасад соседнего дома, возвышавшийся над живой изгородью. Это был старинный особняк Ферра, который сыграл такую важную роль в его жизни несколько лет тому назад. Судьба ему тогда словно подарила Адальбера, который буквально свалился ему на голову весенним вечером, выскочив из окна второго этажа этого особняка. Какой удивительный подарок послали ему небеса той ночью! Их дружба выдерживает все, даже ссоры, когда сердце археолога начинает биться слишком жарко из-за какой-нибудь красотки. Благодаря их дружбе, у них на счету немало охотничьих трофеев, каких им никогда бы не добыть в одиночку.
Но теперь соседнему дому нечего сказать Альдо. Декорации остались, но актеры сошли со сцены. Торговца английскими пушками заменил японский миллиардер, к большому огорчению План-Крепен. Прислуга у миллиардера тоже японская, и ей не приходит в голову ходить на мессу в шесть часов утра в церковь Святого Августина, лишая Мари-Анжелин и ее «частное агентство» весьма интересных сведений. Что поделать? Такова жизнь…
Сочтя, что отдал необходимую дань прошлому, Альдо направился к дому, разглядывая окна своего особняка. В спальне тетушки Амели еще горел свет. Видно, Пруст и Шатобриан потерпели постыдное поражение, уступив место Шерлоку Холмсу или Агате Кристи. Тетя Амели обожала делить с ними свои бессонные ночи, впрочем, так же, как и ее компаньонка.
Вернувшись в дом, Альдо тщательно запер за собой застекленную дверь и закрыл внутренние ставни. Направляясь к лестнице, он встретил Сиприена. Старик, дожидаясь его, дремал в кресле, но тут же вскочил и приложил палец к губам, прося тишины. В другой руке он держал вчетверо сложенный листок бумаги, который и вручил Альдо, после чего с поклоном удалился.
Записка была короткой. Маркиза располагала всего несколькими мгновеньями, чтобы написать ее, зато информации было немало. «Этот незнакомец спас ее и взял клятву никогда не упоминать о нем. Хорошо, что мне удалось вырвать хоть это признание ночью, когда вы ее привезли. Поступай как знаешь…»
Альдо поспешил спрятать записку в карман и поднялся к себе в комнату, где, как он и ожидал, в камине еще потрескивал огонь. Он снова перечитал записку, хотел сжечь ее, но передумал, сложил и спрятал в записную книжку.
Записка подтвердила его собственные догадки. И хотя он пока не решался их высказать вслух, не сомневался, что и Адальбер думает точно так же. А догадки сводились к следующему: План-Крепен влюблена в незнакомца, который очень даже недурен собой, если рассматривать оба так странно схожих портрета. Загадочная игра природы вновь извлекла из глубины веков лицо Карла Смелого, но ее прихоть, похоже, не пошла ему на пользу, потому что страдание отметило своей печатью и этого человека тоже.
