Ле Галле - Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака
— Ну да, конечно, и я возьму ковш святой воды, но… но у вас будут с собой вилы или иное какое оружие? — робко спросил пономарь.
— О, еще бы! Мы захватим с собой вилы, ножи, косы, всякое оружие! — отвечал решительно Ляндрио, вынимая из-за пояса свой поварской нож и грозно потрясая им в воздухе. — Вот дайте только важному чиновнику вернуться к нам, и тогда мы покажем Сирано где раки зимуют!
В то время как новость Ринальдо, умышленно сообщенная с такой таинственностью болтливому содержателю гостиницы, волновала слабые умы гостей почтенного Ляндрио, мнимый «важный чиновник» развязно вошел к судье.
Любезно усадив гостя в своем собственном кресле, судья в смиренной позе остановился перед Ринальдо, почтительно выслушивая его уверенную самодовольную речь. Судья был добродушный толстяк с весьма внушительным брюшком и с жизнерадостной цветущей физиономией; светло-голубые глаза, прикрытые длинными белыми ресницами, придавали его лицу кроткое, запуганное выражение, которое сильно подрывало его авторитет в глазах перигорских крестьян В общем это было наивное, суеверное, невежественное существо, охотно поддававшееся чужому влиянию ради своего сонного спокойствия.
Он вел свои дела торжественно до глупости, очень часто поступаясь законами в угоду сильным мира сего Все, что касалось суда, было для него священно, даже сержант в его глазах представлялся человеком необыкновенным. Когда же иной раз ему случалось побывать в парламенте, то при виде самого последнего писца он казалось, делался счастливейшим из смертных, а упоминание при нем имени короля вызывало во всей его фигуре выражение такого почтения, благоговения и покорности, что самое преувеличенное описание было бы слишком слабо.
Ринальдо с первого взгляда верно угадал характер своего собеседника; лицо его осветилось улыбкой и он пробормотал довольным тоном «Кажется, сам черт помогает мне; я не думал, что дело пойдет так гладко!»
Поболтав некоторое время для того, чтобы выказать в полном блеске свои, правду сказать, очень скудные юридические познания, Ринальдо, наконец, сказал серьезно.
— Как вам кажется, о чем я думаю в настоящую минуту?
— Простите великодушно, но я не могу похвастаться проницательностью. Будьте добры, скажите, пожалуйста, яснее!
— А вот, глядя на вас, я постепенно прихожу к тому заключению, что вы родились под счастливой звездой, и вам многие могли бы позавидовать, если бы только знали, какую важную услугу предстоит вам оказать королю и правосудию.
— Королю! Правосудию? О Боже! — еле пролепетал судья.
— Да! Я уже сообщил вам, что состою чиновником особых поручений при главном парижском прево; но я еще не сказал вам, какое дело побудило меня приехать сюда, в провинцию.
— Действительно, вы не сообщили этого! — усиленно моргая глазами, проговорил толстяк.
— Я сейчас вкратце расскажу вам это. Дело в том что мне поручено арестовать одного закоренелого преступника, человека в высшей степени опасного, написавшего бесчестные, богохульные книги, в которых он нахально сознается в своих дьявольских действиях и где в каждом слове звучит бесстыдная самоуверенность чародея и жесточайшая хула еретика!
— Но ведь это ужасный злодей!
— О, он достоин костра! — подхватил Ринальдо. — Лишь благодаря своей сатанинской ловкости он бежал из Парижа, и вот уже несколько дней я тщетно гоняюсь за ним, но теперь-то уж он не уйдет от меня: я знаю, где он спрятался и моментально накрою его!
— Скажите, Бога ради, где он? Неужели здесь, поблизости?
— Еще вчера он прибыл в Колиньяк.
— Что? В Колиньяк? Подобный преступник жил целый день рядом с нами? Дышал одним воздухом со мной, и я этого не знал! Что же можете вы подумать о моей рачительности?
— Успокойтесь, я вхожу в ваше положение и понимаю отлично, что очень трудно, подчас невозможно различить невиннейшего человека и закоренелого преступника; вы даже могли стоять с ним рядом и не подозревать о его преступлениях.
— Да, вероятно, так оно и было! — со вздохом согласился судья.
— Этот злодей скрылся теперь у графа Колиньяка. Судья поморщился: он побаивался графа и не осмеливался вмешиваться в его дела.
— Я должен сообщить вам, что граф — верный, преданный слуга короля и глубоко верующий христианин! — робко заметил он.
— Что же делать? Разве волк не залезает нахально в овчарню? Но я же не сказал вам имени этого преступника. Это — Сирано де Бержерак.
— Бержерак? Это не тот ли, который написал безобразный пасквиль, полный гнусной лжи и клеветы на высокопреосвященнейшего кардинала Мазарини?
— Да, это он. Теперь вы сами видите, что он не заслуживает пощады. Имя его вам известно, так что мне остается только дать некоторые инструкции.
— Что?! Мне — инструкции? — ужаснулся судья.
— Да, относительно его ареста.
— Неужели я должен его арестовать? — чуть не плача воскликнул представитель местной судебной власти.
— Что я слышу? Разве вы бы отказались от этого, так сказать, своего священного долга? О если бы король только мог знать!
— Король… Хорошо, я арестую его, будьте покойны, арестую! Но что мне делать, если он станет упорствовать, сопротивляться? — пробормотал бедняга.
— Тогда вам помогут жители этого местечка. Поверьте, давая вам это поручение, я сделал это лишь ради симпатии, которую почувствовал к вам с первого взгляда. Вы — главное должностное лицо в этом крае. Вы, так сказать, представитель судебной власти и потому-то лишь одному вам могу я поручить это серьезное дело. Вероятно, вы теперь согласны со мной, что вы родились под счастливой звездой?
— Столько чести… такая милость… Поверьте, я оправдаю ваше доверие… но, но… позвольте узнать, его королевское величество будет знать о том, что именно я все это сделал? — робко пролепетал судья.
— Без всякого сомнения! Я ведь обязан донести ему обо всем.
— Он будет знать! О, это будет счастливейший день в моей жизни! — с восторгом воскликнул толстяк.
Ринальдо важно вынул огромный пергамент со свешивающейся печатью с гербом Франции и, показав его издали судье, быстро спрятал обратно в карман.
— Это полнейшее полномочие господина прево, выданное мне для ведения этого дела. Эту доверенность я передаю вам!
При виде королевской печати судья выразил на своем лице глубочайшее благоговение.
— Берите бумагу и пишите формальный приказ об аресте господина Бержерака, обвиняемого в ереси и колдовстве. Я подпишу сам! — проговорил Ринальдо.
Судья послушно уселся к столу и начал выводить неумелой рукой буквы. Поминутно макая перо, он наконец кое-как кончил свою трудную работу. Пот крупными каплями выступил у него на лбу от чрезмерного усердия и робости.
