Юрий Шестера - Бизерта
А вот в Морском корпусе еще издалека было видно лейтенанта-почтальона, который поднимался из Бизерты на мотоциклете. Ухо ловило его приближение. По вечерам же зимой глаза воспитанников следили за передвижением его фонаря между бараками Сфаята.
Дети же на «Георгии» жили своей особой жизнью. И тем не менее, несмотря на бедность, детство дворянских отпрысков было увлекательным приключением. Постоянное общение, одни и те же интересы, дружба, неприязнь — это была, по сути, жизнь закрытого учебного заведения, но без ее отрицательных сторон: они не были лишены семей и, самое главное, имели полную свободу.
Странные картины запутанных металлических помещений, таинственных коридоров, просторных и пустынных машинных отделений… Это все картины их запретных похождений, о которых родители и не подозревали. Они знали «Георгий» от глубоких трюмов до верхушек мачт. Поднимаясь же по железным поручням внутри мачты, они устраивались на марсах*, чтобы «парить над миром».
С верхней палубы можно было спуститься на батарейную палубу, а затем — на церковную. Только на этой палубе был общий зал, где все собирались в обеденные часы за большими, покрытыми линолеумом столами. В субботу вечером и в воскресенье утром столы складывались, чтобы освободить палубу для Всенощной и Литургии. Ведь редко кто из обитателей «бабоносца» пропускал церковную службу.
Жизненным центром их мира был камбуз. В нем царил толстый кок, прозванный Папашей. Полностью сознавая всю важность своего положения, он, казалось, священнодействовал с особой торжественностью. Ведь все съестные пайки, выдаваемые французской администрацией, были в его распоряжении. За Папашей числился еще один ценный талант — ему хорошо удавались пироги, которые он выпекал в праздничные дни.
А вот в помещения на баке ходить им не рекомендовалось. Во-первых, там почти не было детей, так как главным образом жили холостяки, а во-вторых, как они слышали от взрослых, что некоторые из них даже «пьют вино». Это был запретный квартал их большого «дома» на воде.
Когда же спадала жара и небо покрывалось звездами, они гурьбой устраивались на корме между двумя люками прямо на нагретой за день палубе, и разговорам не было конца. И о чем только не говорили они… И, конечно, пели. Пели «Бородино», пели «Великий 12-й год». Хотелось плакать — так сильно переживали они эти «напевы победы» после всего пережитого, связанного со сдачей красным Крыма и уходом из Севастополя, но говорить об этом не полагалось. Можно было только петь.
Их убежище — «Георгий Победоносец» — все еще считался военным кораблем, и Андреевский флаг по-прежнему развевался на его кормовом флагштоке. Дети часто присутствовали при торжественном спуске флага под торжественные звуки горна и очень дорожили своим морским воспитанием. Грести в канале, сидеть за рулем шлюпки, безупречно причалить — все это было для них очень важно. В разговорной речи они правильно употребляли морские термины и чувствовали легкое презрение к тем, кто их не понимал. И это относилось не только к мальчишкам.
Конечно, их друзья, кадеты Морского корпуса, очень поощряли их преданность всему морскому. По воскресеньям, в дни увольнений, они часто спускались со своей горы Кебир. И не удивительно, что дети знали все, что происходит в Сфаяте или в казематах форта Джебель-Кебира.
Как-то сам собой, видимо, как следствие пережитого, в среде подростков зародился культ «силы воли», согласно которому они должны были пройти какое-нибудь испытание в доказательство своей храбрости. Ведь, как известно, не всегда легко проявить свое геройство.
Поначалу было решено спуститься в трюм старого броненосца и разыскать в лабиринтах пустых коридоров обширное котельное отделение и, главное, «пятую топку», в которой, по рассказам, был сожжен после октябрьского переворота большевиков священник. Они считали, что его дух не мог навсегда покинуть места, где еще таилась сила пережитого… Однако некоторые под разными предлогами проявили малодушие, и любителей острых ощущений осталось не так уж и много.
Через узкую дверь на носу броненосца, где в этот час никого не было, они пробрались в машинное отделение, где почувствовали себя уже в другом мире: везде тишина и полумрак. Шли осторожно, наугад, разговаривая вполголоса, освещая иногда при повороте дорогу быстро гаснущей спичкой. Как только могли мальчики знать, каким трапом спускаться? Везде теперь царила полная темнота, и этой темноте, казалось, не было конца! И все-таки, случайно или нет, но они, после блуждания в ней, наконец-то попали в большое отделение, где находились топки паровых котлов.
— Вот она, «пятая топка», — прошептал кадет Жорж, остановившись перед металлической дверцей, которая прикрывала топку.
Все стояли в торжественном молчании.
Настал момент проявить свою силу воли, стойко выдержав физическую боль. Перочинным ножом мальчики по очереди надрезали себе на руках кожу до крови, которая выступала на ней небольшими капельками, а затем то же самое делали и девочкам. И никто из них не издавал ни звука, хотя и было больно. И только небольшие шрамы на руках в виде белых полосок свидетельствовали о пройденном испытании их владельцами.
— Уходим! — неожиданно решительно сказал Жорж. — Время возвращаться, — пояснил он.
Теперь им все время пришлось подниматься вверх. Но, когда они добрались до выхода, оказалось, что палуба, такая пустынная в начале их экспедиции, была теперь полна народа: люди с чайниками в руках ждали кипяток для вечернего чая.
Но им ведь было строго запрещено лазить в машинное отделение, и поэтому, волей-неволей, надо было искать другой выход. Его поиски в кромешной тьме показали, что, увы, оставалось только отверстие, оставленное вентиляционной трубой, сорванной когда-то бурей вблизи Сицилии. Да и его-то обнаружили лишь благодаря дневному свету, который пробивался через него. Предприятие на этот раз было действительно опасным, так как можно было, вылезая через это отверстие, сорваться и упасть в глубокое машинное отделение. Тем не менее с помощью «силы воли» все благополучно очутились на верхней палубе.
И уже позже, обсуждая между собой эту тайную экспедицию, они с возбуждением почувствовали всю таинственность пережитого. А Жорж мрачно заявил, что был момент, когда при слабом мерцании свечи он ясно увидел за их спинами колеблющийся призрак.
— Я не хотел пугать девочек, потому и предложил срочно уходить, — признался он.
А те ужаснулись уже задним числом.
— Может быть, тебе это привиделось, Жора?! — с тайной надеждой спросила Ксения чуть дрогнувшим голосом.
