Кристофер Сэнсом - Плач
– Это все, что известно и мне, – ответил я. – И это говорит, что отчим не был таким уж злым.
– Да. – Филип снова погладил бородку. – Если б мы выяснили, что привело их к этой…
– Но как? Вы заметили, что эти двое все время обвиняют друг друга, и всегда в общих словах, ничего конкретного?
– Да, – медленно кивнул Коулсвин.
Я услышал, как часы в инне пробили двенадцать.
– Брат, я должен идти на встречу. Но я рад, что вы зашли. Давайте каждый из нас подумает, что мы можем сделать. – Я встал и протянул посетителю руку.
Тот пожал ее.
– Спасибо, что поговорили со мной. Сколько юристов с радостью перевели бы это дело в Канцлерский суд ради личной выгоды!
Билкнап бы точно перевел, подумал я, разве что у него бы никогда не хватило терпения сносить придирки и язвительные замечания Изабель. Он всегда предпочитал всякие сомнительные земельные сделки, где все совершалось во мраке.
Коулсвин застенчиво улыбнулся.
– Чтобы закрепить наше согласие, может быть, вы окажете мне честь отужинать со мной и моей женой. В среду?
Я заколебался. Правила запрещают барристерам противостоящих сторон обсуждать своих клиентов у них за спиной, но не запрещают вместе ужинать. Иначе что бы осталось от нашей светской жизни?
– Буду рад, – согласился я. – Хотя сейчас я веду одно не связанное с этим дело, которое отнимает много времени. Могу я позволить себе вольность согласиться, но оставить за собой возможность отказаться в последний момент?
– Несомненно.
Я вздохнул:
– По сравнению с тем делом спор о завещании миссис Коттерстоук кажется не стоящим выеденного яйца.
– Да он такой и есть.
Я печально улыбнулся:
– Да. Но, к сожалению, не для наших клиентов.
Я проводил своего коллегу до дверей и видел в окно, как его приземистая фигура удаляется к воротам. Потом мои глаза переключились на закрытые ставнями окна Билкнапа, и я глубоко вздохнул.
Глава 11
(продолжение)
Я пересек двор дома Стивена Билкнапа, вспоминая его странное поведение прошлой осенью – те неожиданные попытки примирения, которые я отверг, поскольку не мог ему доверять. Я постучал в дверь, и мне открыл привратник.
– Меня позвали навестить брата Билкнапа, – сказал я ему.
Он мрачно посмотрел на меня:
– По словам его сиделки, это, наверное, последний день, когда его можно навестить. Я провожу вас.
Мы взобрались по длинной деревянной лестнице, минуя другие конторы, пустые по случаю воскресенья. Очень немногие барристеры жили при конторе. Я не был в комнатах Стивена несколько лет и помнил только, что там неопрятно и пыльно. Ходили слухи, что он хранил там свой сундук с золотом и по ночам перебирал монеты.
Привратник постучал, и дверь открыла пожилая женщина в чистом фартуке и коротком чепце на седых волосах.
– Я сержант Мэтью Шардлейк, – представился я.
Сиделка сделала книксен.
– А я – миссис Уоррен, мастер Билкнап нанял меня сидеть с ним. Он получил вашу записку, – сказала она и продолжила тем же холодным безучастным тоном: – У него большая опухоль в желудке, и доктор говорит, что ему осталось недолго. Еще день или два.
– У него нет родных, кого можно вызвать?
– Он не хочет ни с кем общаться. Думаю, у них случился какой-то разлад много лет назад. Когда я спросила его, он ответил, что не видел свою семью со времен прежнего короля.
Я прикинул, что с тех пор прошло около сорока лет. Тогда Билкнапу не было и двадцати. Возможно, еще одна семейная свара – вроде той, которую я только что обсуждал.
Женщина посмотрела на меня с любопытством:
– Вы единственный, кого он хотел увидеть. Кроме доктора и строителя, сюда никто не приходил.
«Строителя?» – удивился я, а сиделка тем временем продолжала рассказывать:
– Если не считать священника. Сегодня утром мастера Билкнапа соборовали. – Значит, его смерть была действительно близка. – Я проведу вас к нему, – сказала миссис Уоррен, ведя меня по пыльному коридору, и вдруг понизила голос: – Он не хочет открывать ставни, не знаю почему. Предупреждаю, у него в комнате плохо пахнет.
Она сказала правду. Когда дверь в полутемную комнату открылась, мне в нос ударил запах немытого тела и нездорового гнилого дыхания. Я вошел вслед за сиделкой. Комната была обставлена бедно – сундук для одежды, пара деревянных стульев, кровать и стол, заставленный пузырьками и флаконами с лекарствами. По крайней мере, кровать была широкой и с виду комфортабельной.
Билкнап всегда был сплошь кожа да кости, но теперь его фигура под одеялом напоминала скелет; кожа на черепе так натянулась, что на лице выступали только уши и нос, а руки лежали на простыне, как белые птичьи лапы.
– Кажется, он спит, – тихо сказала добрая миссис Уоррен и склонилась над умирающим. – Да, спит. Каждый раз, когда я наклоняюсь над ним, я думаю, что сейчас увижу, что он умер, но он еще дышит. – Впервые я услышал в ее голосе нотку человеческого сочувствия.
Она легонько встряхнула Стивена за плечо. Его глаза открылись – те незабудочно-голубые глаза, которые всегда блуждали и никогда не смотрели на людей прямо. Но сегодня он посмотрел мне в глаза, а потом с усилием улыбнулся, открыв желтые зубы.
– Брат Шардлейк. – Его голос был не громче шепота. – Ага, я знал, что если пошлю тебе золото, ты придешь.
Я пододвинул к кровати один из стульев. Билкнап взглянул на сиделку и коротко сказал:
– Уйдите, Джейн.
Она сделала книксен и вышла.
– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – спросил я.
Мой давний враг устало покачал головой:
– Нет. Я просто хотел увидеть тебя в последний раз.
– Жаль видеть тебя в таком состоянии.
– Нет, – спокойно проговорил он. – Давай говорить начистоту. Ты всегда меня ненавидел, а я – тебя.
Я не ответил. Дыхание с хрипом вырывалось у больного из груди. Потом он начал говорить шепотом, и я ощутил у себя на лице его зловонное, гнилостное дыхание:
– Что теперь будет?
– Никто из нас не может этого точно знать, брат Билкнап, – с чувством неловкости сказал я. – Мы все должны верить в Божье милосердие к нашим душам…
Глаза Стивена уставились в мои глаза.
– Нет, мы с тобой знаем лучше. Думаю, хотя бы в этом мы сходимся. Мы оба знаем, что у человека нет души – не больше, чем у кошек и собак. И потом не будет ничего. Ничего. Только темнота и тишина.
Я покачал головой:
– Я в этом не так уверен, как ты. Нельзя знать точно. Я не знаю, что такое или кто такой Бог, но возможно, он есть.
– Нет, – вздохнул Билкнап. – Надо мной совершили ритуалы, но только потому, что это было необходимо, чтобы составить завещание. – Он снова улыбнулся, и в глазах его появилась мечтательность. – Все мои деньги, все мое золото уйдет на постройку огромной мраморной гробницы в церкви в Линкольнс-Инн, позолоченной и расписанной гробницы, с изображением меня в натуральную величину в моей робе сверху. И гробница будет окаймлена золотом, чтобы все будущие поколения помнили брата Стивена Билкнапа. Я оговорил все детали с человеком, который построит ее. – Умирающий еле слышно рассмеялся. – Казначей Роуленд очень меня отговаривал, но золото одолело все доводы, как одолевает всегда.
