Луи Буссенар - Секрет Жермены
— Бобино, спасай Жермену!.. Спасай! Бегите!..
Жермена продолжала отчаянно взывать о помощи, а бандиты не решались подойти, видя, что ее защищает смелый Бобино.
— О Мишель! Все кончено!.. Мой спаситель!.. Мой друг!..
— Бегите оба! Бегите скорей! — кричал Мишель.
Бобино метко расправился еще с двоими, попытавшимися приблизиться к Жермене.
Пользуясь возней уцелевших налетчиков — они поднимали и ставили на колеса ландо, укладывали в него опутанного Мишеля, — Бобино схватил Жермену в охапку, перескочил через овраг, бросился в густую заросль, сделал несколько шагов наугад и затаился за кустом. Луна, к счастью, скрылась, что уберегло их на какое-то время от преследования.
Жермена тихо плакала, бессвязно говорила, что лучше умереть, раз ее повсюду преследуют несчастья. Бобино просил ее замолчать. Он очень волновался, начав понимать, что нападение произошло не случайно, припоминая, как странно вел себя Шамбое, который со своими слугами исчез именно в минуту опасности.
У Бобино оставался в револьвере единственный патрон, было страшно думать, как сопротивляться, если бандиты их обнаружат.
Вдвоем ощупью сделали несколько шагов, чтобы забраться поглубже в чащу, но сухие ветки трещали под ногами, пришлось остановиться, чтобы этот звук их не выдал.
Увидев углубление в земле, укрытое кустарником, Бобино забрался туда вместе с Жерменой, надеясь, что бандиты не смогут их найти.
А разбойники шарили по лесу, громко и скверно ругаясь. По звукам и крикам стало понятно, что подняли ландо и впрягли лошадей. Наконец послышался стук колес и топот копыт. Экипаж, как обоим показалось, покатил в сторону монастыря. Несомненно, увозили Мишеля.
После этого какой-то тип и с ним еще трое прошли совсем близко от их укрытия. Один сказал на чистом французском:
— Ну, вы и храбрецы-молодцы, чтоб вам пусто было! Вот это побоище! Упустили двоих, а нас было двенадцать против двух мужчин и одной женщины. Хорошо же вы работаете! Двоих надо найти, они не могли уйти далеко. А ну! Быстро! Обыщите весь этот угол. Только чтобы женщина не получила ни единой царапины! Поняли? А мужика можете убить как собаку.
Бобино почувствовал, что разбойники совсем рядом. Он положил палец на курок револьвера, а левой рукой зажал рот Жермене, которая не могла подавить еле слышные рыдания.
ГЛАВА 3
Уезжая, Мишель обещал оставшимся девушкам вернуться к пяти. До назначенного срока оставалось еще полчаса, а сестры, соскучившись сидеть одни, уже смотрели в окно, поджидая путешественников.
В половине шестого барышни начали беспокоиться, тревога росла с каждой минутой, они начали думать, что со старшими случилось несчастье. Вскоре наступило отчаяние.
Нет сомнения! Экипаж свалился в пропасть, или напали разбойники и всех убили. Они плакали, не зная, что им делать, и не смея выйти из комнат, посоветоваться хоть с кем-нибудь. Одни, в чужой стране!.. Что с ними теперь будет?! И какая беда произошла с остальными?
Наконец в восемь часов возвратились Жермена и Бобино.
— А где Мишель?!
У Бобино щека была в крови, на шее большая царапина, у Жермены глаза заплаканы. Оба мокрые, в грязи, платье изорвано, в волосах запутались сухие листья и колючки.
Жермена упала в кресло, восклицая:
— Боже мой! Боже мой!.. Этому не будет конца… Рок нас преследует!
— Что случилось?.. Какое новое несчастье?.. Где Мишель? — спрашивали сестры.
— Схвачен бандитами… Увезен… Мы все чуть не погибли!
Все три сестры зарыдали, а Бобино старался ободрить их, говорил, что не надо впадать в отчаяние, он все сделает, чтобы выручить Мишеля.
— Друг мой! — говорила Жермена типографу. — Надо его непременно найти, любой ценой выручить, а то они убьют его!
О страшном событии уже узнал весь отель. Пришел хозяин в сопровождении нескольких постояльцев, всем не терпелось услышать, что и как произошло.
Бобино рассказал с самого начала, завершив тем, как они с Жерменой крались по придорожной канаве, пока не добрались до чьей-то виллы, просили о помощи, но их не пустили и даже пригрозили, что будут стрелять будто в воров. Пошли дальше, и наконец один кузнец на повозке доставил французов в Неаполь.
Пока Бобино говорил, Жермена не раз прерывала:
— Спасите князя! Спасите! Умоляю вас!.. Может быть, его сейчас мучают… Убивают!..
Она обращалась сразу ко всем, кто находился в комнате, а быть может, к Богу, или же твердила почти бессознательно.
Бобино сказал:
— Я иду во французское консульство.
— Оно открыто для посетителей только с десяти до четырех, — сказал владелец отеля.
— Тут особый случай, найдется же там хоть кто-нибудь, не оставят соотечественника в беде, до утра так далеко, — отвечал юноша.
Кто-то догадался спросить:
— А как же месье Шамбое и его слуга, что с ними?
— Ничего не знаю! Их, наверное, схватили разбойники с самого начала. В темноте ничего не было видно, а потом мы с князем больше всего думали о том, как защитить Жермену.
Наконец любопытствующие ушли. Бобино заказал обед для сестер, настояв, чтобы они хоть немного подкрепились; сам же наспех отхлебнул немного бульона, выпил стакан бордо[62] и побежал в консульство.
Над роскошным зданием развевался трехцветный флаг, все окна ярко светились, и сквозь стекла долетали звуки вальса.
«Идет бал, тем лучше, — подумал Бобино, — значит, я наверняка застану консула».
Швейцар в парадной ливрее встретил посетителя очень вежливо, решив, что он из числа приглашенных, но, когда Бобино сказал о необходимости сейчас же повидаться с консулом по весьма важному делу, служитель принял надменный вид и сухо заявил:
— Господина консула сейчас нельзя видеть, он не может оставить гостей.
— А секретарь?
— Господин секретарь занят тем же.
— Но есть же здесь хоть какой-нибудь дежурный чиновник, с кем можно поговорить?
— Все находятся на официальном вечере, приказано никого не беспокоить. И вообще, в неприемные часы консульство закрыто для посетителей. Приходите завтра к десяти.
— Но завтра может быть поздно. Пока господин консул танцует, бандиты с большой дороги нападают на французов.
В продолжение разговора Бобино слышал звуки музыки, смех и даже — или ему показалось? — шарканье бальных туфель по паркету. Швейцар же принимал все более и более начальственный вид и надвигался на нежданного просителя с намерением выпроводить, повторяя:
— Я ничего не могу поделать… Завтра в десять… Завтра в десять…
Бобино хотелось смазать по бритой физиономии, но он понимал, что не сделает этого, здесь не кабак папаши Лишамора. Все-таки задор парижского гамена[63] в нем взыграл, и он, встав перед швейцаром, выпалил:
