Эмилио Сальгари - Тайны черных джунглей
— Признайся во всем и, может быть, капитан помилует тебя.
— Не могу: они убьют женщину, которую я люблю.
— Кто они?
— Туги.
— Что за историю ты мне рассказываешь? Объясни.
— Это невозможно! — вскричал Тремаль-Найк. — Будьте вы все прокляты! И вы, и туги!.. Все, все!..
— Выслушай меня, Саранги. Мы уже знаем, что туги укрываются на Раймангале, но не знаем, сколько их и где они прячутся там. Если ты это скажешь, у тебя будет шанс спастись.
— А что вы сделаете со всеми этими тугами? — сдавленным голосом спросил Тремаль-Найк.
— Перестреляем их всех.
— Даже если среди них есть женщины?
— Их в первую очередь.
— Почему?.. Их-то за что?
— Они еще страшнее, чем мужчины. Они воплощают богиню Кали, ради которой душители губят всех и вся.
— Ты ошибаешься, Бхарата! Ошибаешься!
— Тем хуже.
Тремаль-Найк застонал и скрипнул зубами. Его глаза растерянно блуждали, грудь порывисто вздымалась, лицо исказилось отчаянием.
— Если бы вы сохранили жизнь одной из этих женщин… может быть, я бы сказал.
— Это невозможно, они не заслуживают снисхождения. Мы их передушим всех, как диких зверей, в этих их подземельях.
— Но у меня там любимая, невеста! — воскликнул Тремаль-Найк. — Ты сам зверь, если хочешь обречь ее на смерть!.. Нет, нет, ничего не скажу! Убейте меня, замучайте, делайте со мной, что хотите, я не скажу. Туги многочисленны и сильны, они будут защищаться и, быть может, спасут ту, которую я так люблю.
— Но кто эта женщина?
— Не могу сказать.
— Саранги, — сказал тот дружески, — ты не хочешь сказать мне, кто эта женщина?
— Никогда.
— Белая или индианка?
— Я не скажу.
— Да, ты такой же фанатик, как и все остальные.
Тремаль-Найк не отвечал.
— Ладно, — выходя, заключил сержант. — Скоро мы отвезем тебя в Калькутту.
«В Калькутту?.. Сегодня ночью нужно бежать, — прошептал пленник, оставшись один. — Бежать, или все пропало… «
Вечером, на закате, ему принесли ужин: большую миску риса и кувшин воды.
Едва солнце скрылось за лесом и в подвале сгустилась тьма, Тремаль-Найк облегченно вздохнул.
Три долгих часа он сидел неподвижно, опасаясь, что кто-нибудь снаружи наблюдает за ним, потом принялся готовиться к побегу.
Индийцы — большие мастера связывать людей, и нужен большой опыт, чтобы научиться развязывать их сложнейшие узлы. К счастью, Тремаль-Найк обладал недюжинной силой и крепкими зубами.
Одним рывком он ослабил веревку, которая мешала ему наклонить голову, потом терпеливо, не обращая внимания на боль, приблизил одно из запястий ко рту и принялся работать зубами, разрывая, разжевывая, распутывая узлы.
Разорвал одну веревку, разделаться с остальными было для него делом одной минуты. Он встал, разминая затекшие члены, осторожно приблизился к окошку и выглянул.
Луна еще не взошла, небо было ярко усеяно звездами. Порывы свежего воздуха, напоенного ароматом сотен цветов, врывались через окно.
Никакой шум не доносился снаружи, ни одна тень не виднелась на темном дворе бенгали.
Ухватившись руками за одну из решеток, он яростно дернул и согнул ее, но не сломал.
«Спасения нет. Побег невозможен», — сказал он себе.
Он оглянулся вокруг, ища хоть что-нибудь, чем можно было бы раздвинуть прутья решетки, но ничего не нашел.
«Я погиб, — прошептал он в полном отчаянии. — Но я не хочу умереть. Я должен спасти свою Аду. Если я погибну, то умрет и она».
Он подошел к двери, но тут же остановился. До его слуха донеслось глухое рычание, исходившее снаружи, со двора.
Он повернул голову к окошку и увидел, что оно точно закрыто какой-то темной массой; сквозь решетки сверкали блестящие зеленоватые глаза.
— Дарма!.. — прошептал он голосом, задрожавшим от радостного волнения. — Дарма! Спасительница моя!
Тигрица опять зарычала, тряся железные прутья. Тремаль-Найк подошел к решетке и схватил лапы верного животного.
— Молодчина, Дарма! — воскликнул он. — Я всегда знал, что ты не оставишь в беде своего хозяина.
Он пошарил в углу, где видел накануне обрывок бумаги, нашел этот клочок, аккуратно расправил его и, укусив себе палец, выдавил несколько капель крови. Палочкой быстро, насколько позволяла темнота, он нацарапал на листке следующие строки:
«Меня предали и заключили в подвале. Быстро придите мне на помощь, иначе все пропало.
Тремаль-Найк».
Свернув трубочкой записку, он вернулся к окошку и привязал ее к шее тигрицы.
— Беги, Дарма, возвращайся к тугам, — сказал он ей. — Твой хозяин в большой опасности.
Тигрица повернулась и быстро исчезла в ночи.
— Иди, — сказал охотник, провожая ее глазами. — Они придут, чтобы спасти меня, или помогут мне бежать.
Прошел час или два. Вцепившись руками в решетки, Тремаль-Найк тревожно ждал возвращения тигрицы, переходя от надежды к отчаянию.
«А если ее заметят? — дрожа, думал он. — Если она не вернется до утра?»
Под утро огромная тень промелькнула между кустами, и вскоре тигрица коснулась лапами решеток окна.
Умный зверь подобрался к окошку, не замеченный часовым. На шее у него был привязан целый сверток, который Тремаль-Найку, хоть и с большим трудом, удалось протащить сквозь решетку внутрь. Там было письмо, револьвер, патроны к нему, кинжал, аркан и два букетика цветов в плотно закрытых стеклянных колбах.
«Что значат эти цветы?» — с удивлением спросил он себя.
Он развернул письмо и в свете луны, проникавшем через оконце, прочел его.
«Мы окружены. Но один из наших следует за Дармой. Нам грозит большая опасность; твой побег необходим.
Используй эти цветы. Белые усыпляют, красные не дают уснуть. Усыпи часовых, а сам держи перед собой красные. Когда освободишься, проникни в дом и убей капитана.
Нагор сообщит о своем присутствии свистом и будет готов помочь тебе.
Коульи».
Возможно, кого-то другого и повергла бы в уныние столь трудная задача, но не Тремаль-Найка. В этот момент он чувствовал себя таким сильным, что освободился бы и напал на дом даже без помощи Нагора.
«Любовь даст мне силы и смелость, чтобы совершить это», — сказал он себе.
Он спрятал оружие, аркан и патроны и вернулся к оконцу.
— Уходи, Дарма! — приказал он, погладив ее лапу. — Тебе грозит большая опасность.
Не успела тигрица скрыться в кустах, как раздался крик часового:
— Тигр!.. Тигр!..
Гулко прогремел ружейный выстрел. За ним еще один. Но тигрица прыгнула и тут же исчезла из вида.
Послышался шум торопливых шагов, и несколько человек остановились у окошка.
— Эй! — воскликнул голос, по которому Тремаль-Найк узнал Бхарату. — Где тигр?
— Убежал, — отвечал часовой, стоящий у веранды.
