Вадим Николаев - Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне!
А в это время император Генрих, за которого выдали замуж мою несчастную сестру, вступил в секту, где предавались свальному греху, но уже не прикрывались ни служением Богу, ни даже язычеством, а открыто служили Сатане. Генрих справлял во славу Сатаны ночные черные обедни. Происходили они в церкви, и на алтаре должна была возлежать обнаженная женщина. Он привлекал к этому многих женщин, и в том числе свою жену. Он заставлял Евпраксию раздеваться догола и ложиться на алтарь, а потом у него на глазах и к его большому удовольствию она отдавалась другим участникам шабаша.
– Как же он мог так поступать со своей женой? – потрясенно спросил Мстислав.
– Нам с тобой это невозможно понять, – ответил Мономах. – Любой, даже самый закоренелый грешник у нас на Руси никогда бы не стал служить Сатане. Но у них, как видишь, все по-другому. Генрих устраивал свои шабаши тайно, однако не особенно скрывался. Многие знали об этом и, как ни удивительно для нас, одобряли, мечтали сами в этом участвовать, чтобы и похоть свою потешить, и к императору стать ближе. Но, конечно, одобряли далеко не все.
О делах Генриха узнал Гильдебранд. И он стал первым папой, который не побоялся пойти против мирской власти. Считают, что всякая власть – от Бога, но на самом деле, конечно, не всякая. И уж конечно, никак не может быть от Бога власть человека, который поклоняется Сатане.
Гильдебранд отлучил Генриха от церкви, а это означало, что подданные Генриха стали свободны от данной ему присяги и могли сами избрать себе нового императора. Так, служа Сатане, Генрих поставил свою империю на грань распада.
Ему пришлось каяться перед папой и вымаливать прощение. Вместе с семьей и небольшой свитой Генрих прибыл в замок Каносса, где находился Гильдебранд. Тебе тогда еще не исполнилось года.
Три дня Генрих в длинной рубахе из грубой ткани, с непокрытой головой простоял во внутреннем дворе замка – босиком на снегу, под сильным ветром. Лишь на третий день Гильдебранд впустил Генриха в замок и согласился принять его покаяние. Он снял с него отлучение и отпустил грехи. Евпраксии Гильдебранд тоже отпустил ее невольный грех.
Но германских князей, уже почуявших запах воли, трудно было остановить, как трудно остановить и наших. Началась междоусобица. Евпраксия бежала к своей подруге, графине Матильде, но Генриху удалось достичь соглашения с князьями, и ей снова пришлось вернуться к ненавистному мужу. Тот, утратив прежнее могущество, снова принялся за свои сатанинские забавы, и Гильдебранд вновь отлучил его от церкви, а после смерти Гильдебранда новый папа не снял отлучения. Но Генрих говорил, что отлучить человека от церкви, как и казнить, можно только один раз.
Он так и умер нераскаявшимся грешником и попадет теперь в ад. Его смерть освободила бедную Евпраксию. Только, боюсь, жизнь потеряла для нее всякий смысл. Чую я, недолго она протянет.
И действительно, жить Евпраксии оставалось меньше трех лет.
«Вот, значит, как Сатана награждает своих слуг, – думал Мстислав, до сих пор вспоминавший тот сон. – Стоя перед замком Гильдебранда, Генрих мог отдаленно представить те адские муки, которые ему предстоят. А Сатана просто воспользовался им, чтобы развалить его же империю. Как видно, он любой стране желает распада.
Быть может, Генрих был счастлив во время своих диких шабашей, но меня не прельщает такое счастье. С Любавой мы предавались блуду, но мы были почти еще дети, и в нашей любви (прости меня, Господи) было много чистого. А что может быть чистого в таких извращенных наслаждениях? И в любом случае они закончатся вечными муками. Я же, верю, замолил свой грех; надеюсь, что замолил и грех Любавы.
А Евпраксия? Папа дал ей отпущение грехов, но после этого муж опять втянул ее в грехи, которые она теперь замаливает. Только она ни в чем не виновата, и Бог, конечно же, простит ее».
Шаруканский поход
В мае следующего года умерла вторая жена Мономаха. Мономах, которому шел пятьдесят четвертый год, решил больше не жениться. Он уже пресытился женскими ласками и не боялся впасть в блуд.
Пожалуй, больше, чем смерть жены, его волновало то, что почти в те же дни Боняк, казалось бы, давно угомонившийся, совершил дерзкую вылазку и захватил коней у Переяславля. Мономах недоумевал, каким образом Боняку удалось благополучно миновать многочисленные заставы, и у князя закралась мысль, что тому помогал хорошо знавший расположение застав Добрыня.
Боняка Мономах считал главным врагом Руси. Достаточно сказать, что в «Рассказе о своей жизни» Мономах упомянул Боняка шесть раз, а Тугор-хана, как и Урусобу, – лишь один раз.
Вскоре пришли донесения о том, что половцы готовят новый поход. Ханом после гибели Урусобы стал престарелый Шарукан, уже носивший когда-то этот титул и разбивший русских на Альте, но затем лишенный власти Тугор-ханом, отцом Марджаны. Вернуться к власти Шарукану помог Боняк. Боняк и сам мог бы стать ханом, но ему вполне хватало своей огромной славы и той любви, которую питали к нему половчане.
Боняка мучили угрызения совести. Из-за личной неприязни к Урусобе он не принял участие в битве четырехлетней давности, что, как он считал, и вызвало поражение половцев. Уже тогда он задумал собраться с силами и отомстить за это поражение, и вот сейчас половцы были наконец к этому готовы.
Когда-то пятнадцатилетним мальчиком Мономах участвовал в битве на Альте. Он помнил, как бежали по степи стада гнедых туров, которых спугнул топот половецких коней. Это была его первая битва, и победа молодого еще Шарукана надолго оставила след в его душе. И теперь, спустя почти сорок лет, он обязан был разбить Шарукана и разбить Боняка.
Узнав о предстоящей войне, в Переяславль приехал Мстислав. По выражению его лица Мономах понял, что на этот раз предстоит разговор по душам.
– Вот к чему привели твои дела, отец, – начал Мстислав. – У нас с половцами был мир, но тебе опять надо было его разрушить. Урусоба был неплохим для нас ханом; даже узнав о том, что приближается наше войско, он не терял надежды договориться, да на беду не был поддержан своими сородичами. Хотя он в любом случае не смог бы с тобой договориться. Твое мнение известно: никаких переговоров с врагами земли Русской. А что в итоге? Половцы снова нападают на Русскую землю, и, хуже того, на Русь идет Боняк. Тебе повезло тогда, что Боняк поссорился с Урусобой, но теперь он впервые самолично возглавляет войско, ведь Шарукан к этому уже не способен. А какой Боняк полководец, ты знаешь и без меня.
– Я тоже не лыком шит, – заметил Мономах.
– Не спорю, отец, ты хороший полководец. Но только время покажет, кто из вас двоих окажется сильнее в день битвы.
