Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2
– Откуда там раненые?
– Капитан самолично пошли нам на выручку с вторым и третьим взводом.
– Сам-то он цел? – забеспокоился Борейко.
– Так точно. Вот они идут к нам.
Борейко оглушительно скомандовал «смирно» и, соскочив с бруствера, подошел к командиру рогы с рапортом.
– Бросьте эти церемонии, дорогой! Какие у вас поэери? – остановил его Жуковский.
Поручик доложил.
– А у вас? – в свою очередь, спросил он.
– Трое ранено и один убит.
– Жаль беднягу…
Поблагодарив затем солдат за службу, капитан подошел к Варе.
– Вы наш ангел-хранитель! Чуть бой, а вы уже на батарее. Я сейчас пришлю сюда Мельникова вам на помощь.
– Боюсь, чтобы меня отсюда не прогнал Борейко, он смотрит на меня волком…
– …хоть и сам нуждается в вашей помощи.
– Подождет Мельникова, а я займусь тяжелоранеными. Софрон Тимофеевич, подходи! – ласково обернулась она к Родионову.
– Он мне в морду штык сует, ну я и схватился за него рукой и порезал пальцы, да и голову тоже не предохранил. Кабы не Заяц, закололи б меня, – рассказывал фейерверке?.
– А что Заяц сделал? – поинтересовался Жуковский.
– Когда японец меня совсем уже брал на штык, он вскочил на него сзади и укусил за ухо. Тот от неожиданности не устоял на ногах и упал, тут его и прикололи. Вон за батареей лежит. Заяц с него на память башмаки снял – видите, красуется теперь в них.
Варя обернулась. Окруженный солдатами, артельщик, заложив руки в карманы, важно расхаживал по батарее в японских ботинках с обмотками.
– Знай наших! Приеду в Свенцяны, все с зависти полопаются, как я начну давить в них фасон, – шутливо хвастался он.
За Родионовым к Варе подошел Блохин. Пока ему очищали сквозную пулевую рану в плече, он морщился, но терпел, когда же ввели туда йоди-стый тампон, он разразился отборнейшей руганью, но тотчас опомнился.
– Ты не слухай, сестрица, это я для облегчения душевного, – поспешил оправдаться он.
– Потерпи, сейчас конец, – уговаривала его Варя, вводя глубоко в рану зонд. – Вставлю турундочки – и все.
Перевязка раненых уже заканчивалась, когда к батарее подъехали Белый и Кондратенко. Борейко в своем живописном неглиже поспешил скрыться. Жуковский, как всегда, при виде начальства сразу растерялся, пискливым голосом подал команду и, заикаясь, отрапортовал. Оба генерала тепло поздоровались с ним и поблагодарили за блестящее отражение атаки.
– Вы сами, говорят, зарубили двух японцев, – заметил Белый.
– Откуда вы это знаете, ваше превосходительство?
– На батарее литеры Б нам все рассказал Звонарев.
Капитан сделал досадливый жест.
– Я увидел, что Залитериая находится в опасном положении, и поспешил на помощь. Только и всего. Борей «о, тот действовал героически со своими солдатами. Больше половины людей ранены, в том числе и он.
– Не скромничайте, Николай Васильевич! Мы все хорошо знаем вашу личную храбрость и неустрашимость в бою.
Оглянувшись, Белый увидел свою дочь за перевязкой.
– Так вот где ты пропадаешь? – накинулся он на нее. – Ищем ее по всему Артуру. Пошли в госпиталь, там ее нет, на перевязочном пункте тоже нет, а она, оказыватся, лазит по батареям. Постыдилась бы людей-грязмая, растрепанная, в стоптанных туфлях. Сейчас же отправляйся домой и приведи себя в порядок.
– Варя вчера и сегодня самоотверженно работала под огнем, – вступился Жуковский.
– И совершенно напрасно. В госпиталях не хватает сестер, а здесь и санитары справятся.
– Все любовь, – бросил вскользь подошедший Борейко.
Варя ответила ему уничтожающим взглядом.
– Просто дурь, – сердито буркнул Белый.
Разобиженная девушка, демонстративно попрощавшись только с солдатами, все же не утерпела и зашла в офицерский блиндаж, где находился телефон. Вызвав Звонарева, она пожаловалась на несправедливость.
– И Борейко гонит, и папа сердится. Но все равно завтра буду опять на пункте. Вы же помните, что береженого и бог бережет. – И девушка повесила трубку, тяжело при этом вздохнув. Затем она гордо прошла мимо Борейки и скрылась за поворотом дороги.
Генералы осмотрели батарею и отбыли в штаб Стесселя, пообещав прислать пополнение из моряков.
Стессель собирался уже покинуть штаб, когда Кондратенко и Белый подъехали к крыльцу.
– Пойдемте, господа, обедать, за столом мы обсудим все интересующие вас вопросы, – любезно пригласил он гостей.
В столовой их встретила Вера Алексеевна. Приветливо поздоровавшись, она распорядилась прибавить два прибора.
Пока генералы совершали предобеденный туалет, подошел Никитин. Он выглядел еще больным после только что перенесенной дизентерии.
– Владимир Николаевич! Как я рада вас видеть, – заспешила к нему навстречу генеральша.
– Первый выход мой к вам, драгоценная матушка Вера Алексеевна. Если бы не вы, давно лежал бы я в земле сырой. Пожалуйте ручку, благодетельница вы моя.
– Для вас, Владимир Николаевич, у меня все найдется. Ведь вы мой рыцарь без страха и упрека.
– Таким и останусь до самой гробовой доски! – пылко заверил ее генерал.
Все заняли места. Пока генеральша разливала суп, мужчины занялись водкой и закусками. Особенно отличался Никитин. Рюмка за рюмкой с быстротой молнии исчезали в его глотке. Одновременно лицо его принимало неестественно красный цвет, а мысли приобретали необычайную легкость.
– Слыхал, Анатолий Михайлович, о новом подвиге нашего артурского Архимеда-Смирнова? – обратился он к Стесселю.
– Опять начудил где-нибудь?
– Сидел это он, сидел и вдруг изобрел новый способ артиллерийской стрельбы при помощи высшей математики и тому подобной ерундистики. Это открытие так его потрясло, что он, забыв обо всем, как был, выскочил на улицу и побежал прямехонько к Василию Федоровичу. Чуть невыразимые по дороге не потерял! – захохотал Никитин.
– Отдайте графин, Владимир Николаевич, – решительно потребовала Вера Алексеевна.
– Одну распоследнюю, – взмолился генерал. Но хозяйка уже спрятала водку.
Стессель покатывался со смеху, слушая болтовню своего друга и наблюдая за его войной с Верой Алексеевной.
– Это тебе не я! Здесь потачки не получишь.
Кондратенко и Белый тоже улыбались в усы.
– А Фокушка-то наш тоже отличился, – продолжал Никитин. – Приказал ты отправить все резервы на позиции. Значит, и ему тоже надо с ними отправиться, а идти не хочется, больно сильно япояец стреляет. Ну, и объявил он, что ввиду праздничного дня резервы задерживаются до завтра.
– Какого же святого он праздновал? – спросила генеральша.
