Мария Семенова - Лебединая дорога
Воины продолжали грести, поглядывая на Хельги. Сын Ворона всегда был скор и крут на расправу, Торгейру оставались мгновения жизни, никто в этом не сомневался.
Однако Хельги даже не двинулся с места. А потом вдруг еще и засмеялся, — другое дело, что этот смех мало кому показался веселым.
— У тебя не голова Мимира на плечах, чтобы продолжать давать советы отдельно от тела. Я знаю, что я сделаю. То есть чего мне не следует делать. Я не стану спорить с тобой о Харальде конунге…
Миновала середина дня, и уже под вечер, когда островок вот-вот должен был показаться, им повезло еще раз. Дождь прекратился, и мгла покинула море, поднявшись кверху вместе с облаками. Поэтому зоркие глаза Бьерна Олавссона еще издали разглядели два кнарра, шедшие навстречу. Оба глубоко сидели в воде, стало быть, были нагружены.
Они и не подумали бросаться в сторону при виде драккара. Людей на них было больше, чем у Хельги, и они надеялись оборониться. Когда корабли поравнялись, старший из корабельщиков, широкоплечий и плотный, с длинными усами, окликнул:
— Эй, викинг! Чего хочешь, боя или мира?
У него тоже бежало по жилам отнюдь не молоко.
— Мира, — ответил Хельги, улыбаясь во весь рот. — Мне твоего добра не надобно, свое есть на продажу! А везти его в Бирку хлопотно!
Усатый велел своим людям табанить.
— Что же ты продаешь?
Хельги указал на монашеское судно.
— Вот… Корабль и гребцы на нем. Это должно пригодиться путешественнику вроде тебя!
Его воины, оставленные сторожить пленников, подняли их со скамей и поставили вдоль борта. Монахи стояли понуро в своих бесформенных одеждах, с распухшими от непосильной работы руками, осунувшиеся, жалкие.
— А каков в море этот корабль? — спросил купец. — Рабы-то мне пригодятся, но я живу далеко, и судно должно выдержать дорогу.
Хельги ответил:
— Я немногое могу о нем рассказать, кроме того, что он крепок. Я сам только утром его впервые увидел. Торгейр неожиданно вмешался:
— Он остойчив на волне и берет хороший груз, даже коров… Он хорошо слушается руля, хотя и не может идти так круто к ветру, как твой кнарр.
— Ты-то откуда это знаешь? — удивился усатый. Торгейр пошевелил изувеченной рукой, потом с усилием поднял ее и отвел волосы со лба.
— Я был рабом у хозяина этого корабля. Люди зовут меня Гудмундом Счастливым, херсиром из Халогаланда. Расскажи ему обо мне, если тебе повезет и ты его встретишь.
— Расскажу! — пообещал путешественник и добавил:
— Быть может, хоть это защитит меня и моих людей, если твой отец налетит на нас в море! Я куплю корабль.
— И рабов?
— И рабов.
— Вот только надо мне тебя предупредить, — сказал Виглафссон. — Их всех называют монахами, и сдается мне, что они больше любят болтать о своем Боге, чем растаскивать камни с полей!
Корабельщик засмеялся.
— Мой дом в Исландии, а это такая страна, где лентяи быстро делаются трудолюбивыми… Я покажу им пустынное хейди и пообещаю прогнать их туда, если они будут не так расторопны, как я захочу!
***
Было так. Жил в Свеарике Гюльви конунг, повелитель страны.
Ратных дел этого конунга никто не запомнил, нечего было и запоминать. Но люди рассказывают, будто любил он песни и любил слушать прекрасные женские голоса.
И вот однажды явилась к нему женщина по имени Гевьон, красивая на диво, и попросила разрешения спеть. Конунг ей позволил. И пока звучал ее голос, сидел не шелохнувшись. А потом только всего и сказал:
— Останься здесь, светлая Гевьон, будь всегда около меня. Или возьми в награду что пожелаешь…
И тогда Гевьон будто бы попросила у конунга столько земли, сколько сумеет унести за один раз.
— Малым довольствуется Гевьон, — ответил Гюльви конунг. — Но раз уж ты не хочешь остаться здесь со мной, пускай будет по-твоему…
Тогда-то Гевьон кликнула к себе четверых могучих сыновей, да и обратила их в быков. Запрягла в плуг и стала пахать… И на диво большой пласт поднял тот плуг: со скалами, с деревьями, с целыми лесами, со стадами вепрей, ревевших от ужаса! Поднатужилась четверка быков и уволокла его в море. И стал посреди моря остров Селунд. Потом там поселились датчане. Вот сколько земли за один раз унесла красавица Гевьон!
А глубокую рану в теле земли быстро заполнила целительница вода. И стало в Свеарике озеро Лег. И долго еще дивились люди тому, как странно схожи его заливы с мысами острова Селунд…
***
Порывистый ветер шумно ударял в паруса. Боевой корабль то стремительно вспарывал черно-сизые волны, то лебедем скользил между островов.
Звениславка жадно глядела по сторонам — на берега. Чем дальше от моря, тем меньше голых скал, все больше песчаных холмов и ярких, издалека видных обрывов. Земля славная! И народ здешний, свей, почаще урман заезжали в русские пределы. И миром и войной, это уж как всегда… А в городе Бирке часто видели русских купцов. Может быть, и теперь там стоят?
По озеру, не опасаясь друг друга, сновали туда-сюда проворные корабли. С тех пор как семнадцать зим тому назад Анунд конунг открыл Бирку датчанам, здесь стало людно. Со всех сторон спешили гости к острову, похожему сверху на плоский хлеб, обкусанный с юго-западной стороны. Этот остров и селение на нем хорошо знал весь Север. Здесь самые отчаянные викинги вкладывали в ножны мечи и превращались в мирных торговцев. Здесь встречали людей с далекого Востока, темнелицых, с завитыми или выкрашенными бородами, в странных одеждах; бородатых южан с крестиками на загорелых шеях и с золотом в кошельках; вендов из Юмны и Старграда в узких змееподобных лодьях-снекках, за которыми не могли угнаться драккары; и словен, никогда не расстающихся с оружием, — из Ладоги, из Нового Града…
Шли в Бирку корабли Халльгрима Виглафссона. Дней десять можно было потратить на то, чтобы походить по шумному торгу, пополнить припасы, посмотреть товары и людей… Спешить некуда: тот исландец на прощание рассказал Хельги, что на великой реке Нюйе еще не сошел лед.
Мужчины и женщины одинаково старательно прихорашивались, надевали лучшие одежды, украшения. Никто не хотел выглядеть неряхой и бедняком. Даже вольноотпущенники…
А город, ни от кого не прячась, лежал себе на открытой прибрежной низине. Бревенчатые настилы начинались от самой воды и, не сворачивая, шагали между рядами деревянных крепких домов. За домами виднелась увенчанная башенками серая от дождей стена. Стена обнимала весь город — от причала до причала. И все вместе это походило на молодой месяц, уложенный рожками к озеру. Улицы пестрели народом: купцами, воинами, женщинами, рабами, детьми…
