Александр Дюма - Графиня де Шарни
Увы! Ее любовь, этот яркий и благоуханный цветок юности, была на небесах!
Прошло почти полгода; Катрин, чувствуя себя еще не готовой к этому шагу, хранила мысль о нем скорее в уголке ума, чем в глубине сердца.
В эти полгода она каждый день встречала Питу все более нежной улыбкой, а провожала вечером все более трогательным рукопожатием, однако Питу даже и помыслить не мог, что в чувствах Катрин произошел такой поворот в его пользу.
Питу был предан, Питу был влюблен; не надеясь на вознаграждение и не подозревая о чувствах Катрин к нему, он не стал от этого менее предан и влюблен, скорее — наоборот.
Так могло продолжаться до самой смерти Катрин или Питу; Питу мог бы достичь возраста Филемона, Катрин стала бы Бавкидой, а командующий национальной гвардией Арамона так и не решился бы на объяснение.
Пришлось Катрин заговорить первой, как умеют это женщины.
В один прекрасный вечер, вместо того чтобы, как обычно, подать ему руку, она подставила ему для поцелуя лоб.
Питу решил, что Катрин сделала это по рассеянности: он был слишком благороден, чтобы воспользоваться чужой рассеянностью.
Он отступил на шаг.
Однако Катрин не выпустила его руки; она притянула его к себе и подставила теперь не лоб, а щеку.
Питу еще больше растерялся.
Маленький Изидор, наблюдавший за этой сценой, воскликнул:
— Да поцелуй же ты маму Катрин, папа Питу!
— О Господи! — смертельно побледнев, прошептал Питу.
Он коснулся холодными трясущимися губами щеки Катрин.
Катрин взяла сына на руки и протянула его Питу.
— Вручаю вам своего сына, Питу, — проговорила она. — Не хотите ли вы вместе с сыном взять и мать?
У Питу закружилась голова, он прикрыл глаза и, прижимая мальчика к груди, рухнул на стул, воскликнув с душевной тонкостью, которую только и может оценить настоящее сердце:
— Ах, господин Изидор! О дорогой мой господин Изидор, как я вас люблю!
Изидор называл Питу папой Питу; однако Питу называл сына виконта де Шарни господином Изидором.
Чувствуя, что Катрин готова полюбить его именно благодаря его любви к ее сыну, он не говорил Катрин: «О, как я вас люблю, мадемуазель Катрин!»
Он говорил Изидору: «О, как я вас люблю, господин Изидор!»
И, как будто условившись, что Питу любит Изидора больше, чем Катрин, они заговорили о свадьбе.
Питу сказал Катрин:
— Я вас не тороплю, мадемуазель Катрин; вы не спешите; но, если вам желательно доставить мне еще большую радость, не тяните, пожалуйста, слишком долго!
Катрин попросила у него месяц сроку.
По истечении трех недель Питу во всем параде отправился с почтительным визитом к тетушке Анжелике, чтобы сообщить ей о своем предстоящем союзе с мадемуазель Катрин Бийо.
Тетушка Анжелика еще издали увидела племянника и поспешила запереть дверь.
Однако это не остановило Питу; он подошел к негостеприимному дому и деликатно постучался.
— Кто там? — как можно надменнее спросила тетушка Анжелика.
— Я, ваш племянник, тетушка Анжелика.
— Иди своей дорогой, сентябрист! — отвечала старая дева.
— Тетушка! — продолжал Питу. — Я пришел сообщить новость, которая, несомненно, будет вам приятна, ибо в ней заключается мое счастье.
— Какую еще новость, якобинец?
— Отоприте дверь, и я вам все расскажу.
— Говори через дверь: я не отворю дверь такому санкюлоту, как ты.
— Это ваше последнее слово, тетушка?
— Это мое последнее слово.
— Будь по-вашему, милая тетушка… Я женюсь!
Дверь распахнулась как по волшебству.
— На ком же это, несчастный? — полюбопытствовала тетушка Анжелика.
— На мадемуазель Катрин Бийо, — отвечал Питу.
— Ах, негодяй! Ах, изверг! Ах, бриссотинец! — запричитала тетушка Анжелика. — Он женится на нищей!.. Поди прочь, несчастный, я тебя проклинаю!
И полным благородства жестом тетушка Анжелика простерла в сторону племянника свои желтые иссохшие руки.
— Тетушка, — заметил Питу, — как вы понимаете, я давно привык к вашим проклятиям, так что и на сей раз вы меня ничуть не удивили. Я считал долгом учтивости сообщить вам о своей женитьбе; я вам о ней объявил, мой долг исполнен… Прощайте, тетушка Анжелика!
Он отдал честь по-военному, приложив руку к треуголке, поклонился тетушке Анжелике и зашагал через Плё к себе домой.
II
КАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ ПРОИЗВЕЛО НА ТЕТУШКУ АНЖЕЛИКУ ИЗВЕСТИЕ О ЖЕНИТЬБЕ ЕЕ ПЛЕМЯННИКА НА КАТРИН БИЙО
Питу необходимо было уведомить о своем будущем бракосочетании г-на де Лонпре, проживавшего на улице Лорме. Господин де Лонпре не относился с таким предубеждением к семейству Бийо, как тетушка Анжелика; он поздравил Питу и похвалил за доброе дело.
Питу слушал его изумленно и никак не мог понять, почему то, что он полагал своим величайшим счастьем, оказывается еще и добрым делом.
Питу, искренний республиканец, был более чем когда-либо признателен республике за то, что она упразднила все проволо́чки и отменила венчание в церкви.
Господин де Лонпре и Питу сошлись на том, что в следующую субботу Катрин Бийо и Анж Питу будут сочетаться законным браком в мэрии.
А на следующий день после этого, в воскресенье, должна была состояться продажа с торгов фермы Пислё и замка Бурсонн.
Ферма была оценена в четыреста тысяч франков, а замок — в шестьсот тысяч франков в ассигнатах.
Ассигнаты начали сильно терять в цене: за луидор давали девятьсот двадцать франков ассигнатами.
Но ни у кого уже не осталось звонких луидоров.
Питу бегом бросился сообщить Катрин добрую весть. Он позволил себе на два дня ускорить свадьбу и теперь очень боялся, как бы это не вызвало неудовольствия Катрин.
Катрин, похоже, это отнюдь не огорчило, и Питу был на седьмом небе от счастья.
Однако Катрин потребовала, чтобы Питу еще раз сходил к тетушке Анжелике, сообщил ей точное время свадьбы и пригласил ее для участия в церемонии.
Эта была единственная родственница Питу, и хоть родственница не очень нежная, Питу должен был все сделать как следует.
И вот утром в четверг Питу отправился в Виллер-Котре, чтобы нанести тетушке второй визит.
Часы пробили девять, когда он подходил к ее дому.
На сей раз тетушки Анжелики не видно было на пороге, а дверь была заперта, словно тетка заранее предвидела появление племянника.
Питу подумал было, что она куда-нибудь вышла, и чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству. Визит был нанесен, а нежное и почтительное письмо чудесным образом должно было заменить речь, с которой он собирался обратиться к старухе.
