Сарыкамыш. Пуля для императора - Тимошев Рафаэль
— Но кто-то же заходил чаще других?
— Чаще других? Пожалуй… Генерал-майор Воробанов, положим, все штаб и обер-офицеры для поручений, дежурные офицеры, да мало ли кто еще!
В приемную постучали, и Сивцов тут же всплеснул руками:
— Вот, пожалуйста! Сейчас посмотрим, кто на сей раз… Войдите!
Вошел моложавый, в гимнастерке, рядовой, неимоверно туго затянутый ремнем, и, вылупив глаза, неловко приложил руку к виску.
— Посыльный? — не дал ему представиться Сивцов.
— Так точно, Ваше Благородие!
— Передашь документы дежурному офицеру — по списку разнесете!
Рядовой подскочил, схватил протянутую штабс-капитаном серую папку; вновь козырнул и, пошатнувшись, повернулся и протопал к выходу.
Сивцов глянул на ротмистра:
— Видали? Нет, Алексей Николаевич, история прескверная, сам понимаю, но ничем помочь не могу — ни на кого конкретно указать не берусь!
Листок смотрел на адъютанта, насупившись.
— Тогда подойдем с другой стороны, Владимир Александрович… Вечером двадцать седьмого числа, после поездки генерала Джунковского в полевой штаб Берхмана, стала известна дата приезда Государя Императора. Вы знали о ней? И если да, кому-либо о дате сообщали? Или, быть может, кто спрашивал вас о том?
Сивцов неожиданно поднялся, прошел к окну, постоял и медленно повернулся.
— Такое впечатление, Алексей Николаевич, что вы меня допрашиваете…
— Это не допрос, Владимир Александрович! Но у нас есть все основания считать, что тот, кому именно вечером двадцать седьмого числа стала известна дата приезда государя, и есть разыскиваемый нами агент… Именно тогда произошли убийства, и Берт, она же — Анна Калленберг, сотрудница германской разведки, — была отправлена с этим сообщением к туркам…
— И вы… подозреваете меня? — помолчав, спросил Сивцов.
— Я подозреваю не вас, а того, кому вы — возможно, не осознавая — сообщили…
Глаза их встретились, и Листок вдруг заметил, что прежде насмешливо-лукавый блеск в очах штабс-капитана потускнел и сменился необъяснимо странной тоской. Перемена была столь разительной, что Алексей Николаевич невольно прошептал:
— Что-то… было?
Сивцов словно очнулся — вздрогнул, замотал головой и отвел взгляд.
— Ничего подобного…
Листку показалось, что он хотел сказать что-то еще, но в это время из дверей Воробанова просунулась голова Авилова и позвала:
— Алексей Николаевич! Его Превосходительство желает вас видеть!
Листок с досадой взглянул на адъютанта в надежде, что тот все-таки решится сказать, что хотел, но штабс-капитан демонстративно отвернулся.
"Руку на отсечение — кто-то был! Что ж, господин адъютант, мы еще вернемся к этому…" — мысленно пообещал ротмистр и прошел к уже распахнутым Авиловым дверям.
В кабинете Воробанов неожиданно пригласил его за стол, указав на место рядом с подполковником Драценко, — этого Листок в последние дни удостаивался только раз.
Минуты две генерал, пристально глядя на ротмистра, молчал. Потом задумчиво разгладил правый ус, сходившийся с густыми бакенбардами, и медленно произнес:
— Даниил Павлович только что ввел меня в курс дела, господин ротмистр… Конечно, логика в изложенных им предположениях есть. Тот, кому стало известно о дне прибытия Императора, вполне может оказаться затаившимся в штабе шпионом. Последующие зверские убийства и исчезновение сотрудницы германской разведки тому подтверждения…
Листок вдруг подумал, что, похоже, об Анне Калленберг и Отто Ланге генералу ничего еще не известно, а, значит, он совершил ошибку, назвав Сивцову имя бежавшей шпионки. Ведь неизвестно, почему Драценко до сих пор не посвятил Его Превосходительство в истинное положение дел!
А генерал, помолчав, между тем продолжил.
— Глубоко убежден, однако, что присутствующие при разговоре с генералом Джунковским подполковник Грушевский и штабс-капитан Сивцов причастными к этому быть не могут. Во-первых, они были предупреждены Владимиром Федоровичем о конфиденциальности разговора до одобрения даты Его Величеством, а во-вторых… — Воробанов тяжело вздохнул. — А, во-вторых, нет никаких веских оснований так полагать! Грушевский к тому времени находился-то в Сарыкамыше часа два и уж верно не подозревал даже о существовании некой "Натальи Берт"! Тем более это относится к подполковнику Бехтереву, который и при разговоре-то не присутствовал…
Воробанов оглядел офицеров испытующим взглядом.
— Что же касается штабс-капитана Сивцова, то я верю ему, как самому себе! Ибо знаю его как исключительно порядочного офицера со времени последнего персидского похода.
Теперь генерал смотрел на Драценко — многозначительно и даже как-то осуждающе. Но подполковник выдержал взгляд и, прокашлявшись, негромко произнес:
— Вы не совсем верно меня поняли, Николай Николаевич. Ни подполковника Грушевского, ни штабс-капитана Сивцова никто не подозревает в причастности к шпионажу. Речь идет лишь о возможно случайной передачи ими секретной информации третьему лицу…
Листок почувствовал, что не ошибся в намерениях начальника разведывательного отделения устроить его разговор с любимцем Воробанова, и, значит, было самое время подтвердить слова начальника фактами. Не дав времени генералу ответить, он неожиданно встрял в разговор:
— Ваше Превосходительство! Считаю необходимым доложить, что только минуту назад имел разговор со штабс-капитаном Сивцовым. Он явно уклонился ответить, сообщал ли он кому-либо сведения о дате приезда Государя…
Он запнулся, поскольку и Драценко, и Авилов с немым укором поворотили на него свои взгляды. Уже неуверенно он произнес:
— Мне показалось…
Что именно ему "показалось", Листок сообщить не успел — Воробанов стукнул кулаком по столу:
— Мне плевать, что вам кажется, ротмистр! Сивцов не кухарка, чтобы болтать первому встречному о том, что было произнесено в моем кабинете!
Наступила тягостная тишина. Минуты две сидели, вслушиваясь в возмущенное сопение генерала. Но постепенно начальник гарнизона стал успокаиваться и все еще возбужденным, но уже не столь резким голосом он с придыханием произнес:
— Несмотря на это, Даниил Павлович, я понимаю, что свое мнение вы согласовали со своим начальником, генерал-квартирмейстером армии генералом Болховитиновым. Идти вразрез с его указаниями я не имею права. А по сему, Даниил Павлович, соглашусь с вашими предложениями по диспозиции на завтрашний день. Готов их, господин подполковник, внимательнейшим образом выслушать!
Нарушив наступившую было тишину, Драценко начал довольно-таки сухо:
— Предложение следующее, Ваше Превосходительство. Прежде всего, по Меджингерту. Генералом Болховитиновым мне приказано находиться в момент приезда Государя при полевом штабе генерала Берхмана. Посему я намерен лично побеседовать с подполковником Бехтеревым.
Воробанов кивнул.
— Теперь по Сарыкамышу. Как начальнику гарнизона вам, Николай Николаевич, надлежит лично встречать Императора на вокзале, сопровождать Его Величество до полковой церкви и присутствовать на молебне. При вас безусловно будет находиться штабс-капитан Сивцов. С учетом уклонения адъютанта от ясного ответа на вопросы ротмистра Листка, предлагаю взять в сопровождение также ротмистра и штабс-ротмистра Драча, принимающего самое непосредственное участие в расследуемом деле.
Правая щека Воробанова дернулась вместе с бакенбардой.
— Считаю это излишним, господин подполковник! — нервно заявил Воробанов. — Я переговорю со штабс-капитаном, и, думаю, нужда в ваших опекунах отпадет!
Драценко ответил не сразу. Помолчав, он медленно произнес:
— В любом случае, господин генерал, по распоряжению генерал-квартирмейстера штаба Кавказской отдельной армии, в местах нахождения Государя Императора должны находиться мои люди…
Видя, что генерал замечание проглотил, Драценко продолжил:
— Приданных вам, Николай Николаевич, штаб-офицеров — подполковников Грушевского и Лавренюка — надлежит оставить при штабе. Первого — для связи со штабом армии, второго — для временного исполнения обязанностей штабс-капитана Сивцова.
